В первые минуты после публикации Лиотта собрал свой маленький штат в конференц-зале, ничего не объясняя, и с красным лицом включил запись, которая длилась семнадцать минут и тринадцать секунд. Семнадцать минут и тринадцать секунд персонального ада, в котором побывал Лоуренс Клиффорд. Кажется, он пережил паническую атаку, умудрившись высидеть на одном месте и не подать вида.
Даже знание о том, что Нина выжила, не могло усмирить его сердце, едва он слышал на записи ее голос – то злой, то спокойный, то обреченный. И всякий раз, как раздавался звук выстрела, Лоуренс вздрагивал и впивался пальцами в подлокотники, снова и снова переживая ужас ее потенциальной смерти, которая наверняка произошла в какой-то из параллельных реальностей – согласно квантовой теории, которую так любит Нина.
Ларс не видел, как все происходило, но мог вообразить на основе услышанного, подключив уже полученные показания. Ему хотелось немедленно поехать в лечебницу, где Гардинер проходил обследование, оторвать ему руки и выдавить глаза. Паршивец угрожал Нине, целился прямо в голову, но убить не смог, посчитав слишком умной для преждевременной кончины. А потом отстрелил ей палец.
Больной ублюдок.
В очередной раз Клиффорд пожалел, что не воспользовался случаем и не избил его при задержании, ведь на допросах такой возможности уже не было. Когда он надевал на Итана наручники, тот был едва в сознании после того, как отделал его Сет (за что ему большое спасибо). По крайней мере разбитые губы, выбитые зубы, сломанный нос и сотрясение мозга были гарантированы.
Ближе к концу записи Эммет прошептал: «Ни хера себе Нина умная», чем выразил общее мнение присутствующих, а сидящий спереди Генри повернулся к Лоуренсу, чтобы уточнить, не его ли это подопечная так браво заговаривала зубы поехавшему стрелку, оттягивая время и рискуя жизнью.
– Вот уж кому в первую очередь стоило повесить медаль на шею, – добавил он. – Если бы девчонка не бросилась под пулю и не отвлекла ублюдка, парни не смогли бы его обезвредить, и хоронили бы сейчас куда больше людей.
Клиффорд не стал это комментировать. Он представлял, как переслушает запись один, едва окажется в своем кабинете, скачает и сохранит на жесткий диск, бросив копию в архив, где собирает досье на Дженовезе.
Лиотта был в ярости, на личном примере доказывая, что палитра красного, доступная человеческой коже, сильно недооценена. Он дал подчиненным сутки, чтобы узнать – любым способом, подчеркнул он, – откуда у сраных тинэшников эта запись. Ларс, кажется, догадывался (Нина много рассказывала об одноклассниках), но докладывать не спешил. Она наверняка знает ответ, но раз молчит, значит, это не имеет значения.
В то же время ничего не подозревающие Сет и Рамон решили нагрянуть к Нине в гости сразу после церемонии, чтобы проведать ее и отдать медаль. По пути Веласкес всячески уговаривал нового приятеля признаться Нине в чувствах, а тот всячески отпирался.
– Ей это на хер не нужно, я тебя уверяю.
– Ты же почти сделал это в классе!
– Это другое.
– Ни хрена не другое. Сказать, чтобы стреляли в тебя вместо нее, – сильнее, чем признаться в любви.
– Ты просто не видел, как она на меня после этого посмотрела.
– Шокированно? Разумеется! А как еще?
– В любом случае ей сейчас не до этого.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю ее лучше тебя.
– Девчонка в тяжелой ситуации. Просто окажись рядом. Поддержка ей сейчас не помешает.
– Поэтому мы и идем к ней в гости.
– Какой же ты упрямый осел, сил моих нет.
– Ты и сам такой же.
– Я всего лишь хочу видеть вас обоих счастливыми. Вы ведь идеально подходите друг другу!
– Только попробуй ей намекнуть…
– Между вами химия, которая видна даже мне!
– …или упомянуть о том, что я тогда сказал.
– Если промолчу, зайдем в гости к твоей маме?
– Рано или поздно я тебе врежу.
– Ну да, на это у тебя всегда хватит смелости. Это ведь не сказать «ты мне нравишься» девушке, которая тебе нравится.
– Пошел ты.
– После тебя.
В подобных переругиваниях прошел почти весь путь к дому Дженовезе. Как Сет и ожидал, Нина возилась в гараже, но Отто с ней не было. Если девчонка не хочет видеться даже с лучшим другом, дела плохи. Но она хотя бы выходит из комнаты и возится там, где раньше чуть не ночевала. Видимо, здесь ей спокойнее всего.
Парни приблизились к створке гофрированных ворот, приподнятой карнизом, и лишь тогда Дженовезе услышала шаги и обратила внимание на визитеров. Они поздоровались, но на ее лице не отразилось положительных эмоций. Нина пригласила их внутрь и отыскала табуретки.
Завязался диалог ни о чем, для заполнения эфира. Говорил в основном Рамон (с его болтливостью это несложно), а пока Нина не замечала, сигнализировал Сету бровями, чтобы и тот что-нибудь сказал, но тщетно. Рядом с Ниной Ридли впадал в состояние, когда все из головы улетучивается и сказать ты ничего не можешь. Поэтому он молча смотрел на нее в упор, внимая каждому слову и движению, чем нисколько ее не смущал. Кажется, она даже не замечала, что Сет не может оторвать от нее глаз (это лучше, чем если бы она намеренно его игнорировала).