Забег на невидимые дистанции. Том 2

Но, как ни парадоксально, эта бестия, пожалуй, даже в зомби-апокалипсис выживет. Она уязвима в условиях обыденной жизни, но в экстренном режиме превратится в машину для выживания. В этом нет никаких сомнений.

А что касается Итана… Очередное подтверждение тому, что нет ничего более разрушительного, чем человеческое эго, и ничего более разрушимого, чем человеческое эго.

Ларсу пришлось поставить на паузу собственное расследование, ведь Лиотта бросил все силы полиции Мидлбери на разбирательства в, как его назвали в прессе, «школьном инциденте». Специалистов не хватало, поэтому задействованы были все.

Опрос свидетелей и показания очевидцев, допрос виновника, в том числе психологами, и попытки установить его адекватность, обыск его дома, изъятие улик, изучение содержимого ноутбука и телефона, поиск происхождения оружия преступления, судмедэкспертиза и многие другие сопутствующие процессы занимали много времени и с непривычки страшно выматывали всех, кроме Лоуренса. Офицер Клиффорд наслаждался происходившим в той мере, в какой это может делать молодой, амбициозный, прозябающий в захолустье полицейский. Пусть это и занимало все свободное время, кроме сна.

Инцидент шокировал тихий Мидлбери с низким уровнем преступности. Город был в трауре. Потрясенные новостями, горожане обсуждали их повсюду: дома, на улице, в кафе и на работе, в очереди в супермаркете, за обедом и перед сном.

Лиотте влетело от окружного шерифа Нью-Хейвена, да так смачно, что он едва не соскочил с должности. Особенно после публикации репортажа TINA, вышедшего на следующий день. Журналисты мягких слов не подбирали и ни с кем не церемонились. Особенно с полицией, раньше которых прибыли на место инцидента.

Их статья потрясла штат, но аудиозапись Алана Кейна, выкупленная в тот же вечер за огромные деньги, береглась как главная козырная карта. Никто, кроме Нины и самого Кейна. не знал о ее существовании. В любой момент она могла выпрыгнуть как черт из табакерки. Возможно, тинэшники хотели использовать ее в качестве шантажа или, если потребуется, отбиться от властей за дерзкую, порочащую статью, побуждающую граждан к панике и недоверию. Если бы Клиффорд узнал об этой записи, он бы через десять минут оказался у них в офисе и разнес все к чертовой матери, желая заполучить ее.

Первые дни, пока Нина лежала в госпитале, Ларс пробовал навестить ее, чтобы узнать состояние, а заодно расспросить о деталях случившегося и ее роли в этом. Но разговор сразу не заладился, и больше Клиффорд не приходил, понимая, что сделает хуже. Нина не хотела его видеть и не собиралась давать ему показания. Это задело его, но он подчинился. Все-таки она пережила тяжелое событие. Лиотта направил к Дженовезе детектива из отдела тяжких преступлений, который уже работал с остальными школьниками. С ним девчонка пошла на контакт охотнее, но все равно о многом умалчивала, в этом Ларс был уверен, только не понимал почему.

Судя по сбивчивым показаниям одноклассников, Нина находилась в эпицентре событий и больше всех общалась со стрелком (чему Ларс ни капли не удивился), до последнего пытаясь вытащить всех с того света, пока ее саму не подстрелили. Поведать более детально никто не мог. От пережитого шока ученики с трудом воспроизводили то утро в хронологической последовательности, не говоря уже о диалогах с Гардинером. Их психика поставила табу на эти воспоминания, размылила их, чтобы легче было забыть.

Нина могла бы поведать следствию гораздо больше, но будто принципиально не хотела обсуждать случившееся. Дело было не только в Клиффорде, которого она больше не желала видеть из-за той ссоры. Дженовезе была психологически травмирована событием и замкнулась в себе. Не только бывший надзиратель ее не узнавал.

Утраченная жизнь директора ничего не значила для Ларса в сравнении с появлением наконец-то стоящего дела в его карьере. Главное, что Нина осталась жива. В остальном скорбеть и сожалеть некогда. Да он и не смог бы ощутить ту же разъедающую печаль, что и люди, которым Йорскиллсон был дорог. Тот факт, что Дженовезе обожала директора, лично для него ничего не менял. Вся эмпатия, на которую физически способен механизм его гормонов, сфокусировалась на единственном человеке и строго соблюдала лимит.

В тот день Лоуренс испугался за нее так сильно, как никогда не боялся ни за собственную жизнь, ни за чью-либо еще. Это наводило на размышления. Впервые за несколько лет ему пришло на ум, что к Нине его тянет потому, что она его единственная слабость. И если держаться к ней поближе и контролировать, в эту маленькую брешь ментальной брони не попадет инфекция и не прикончит его.