Забери мою девственность

И дело не в обстоятельствах, а в нашем восприятии. Неоправданные завышенные ожидания способны каждый чих превратить в личную катастрофу.

Буддисты абсолютно правы, если ничего не ждать и не требовать от жизни, то не будет и поводов для страданий. Нас убивает излишняя самоуверенность. Тех, кто во всем сомневается, сложнее сломать.

На зыбкой почве болот выстроили самый соразмерный человеку город — Венецию. А на твердой земле строят гигантских бездушных бетонных монстров, в которых не может быть нормальной жизни.

Только с детьми это все не работает. От их боли абстрагироваться не представляется возможным. Эволюция заложила эту программу в наши инстинкты.

— Может не нужно ей ничего рассказывать? — вырывает меня из мыслей мама, — мне не показалось, что Андрей настроен агрессивно. С ним можно договориться.

— Андреа прав, — возражаю я, — пока знал ограниченный круг лиц, можно было надеяться, что информация не получит распространения. Теперь все не поддается контролю. Мы должны сами поговорить с Ариадной, чтобы этого не сделал кто-то другой.

Дует легкий бриз и море ритмично накатывает на берег. Мне перманентно хочется спать, и под упорядоченный шум волн особенно.

— Мне нужно поплавать, — сообщаю я маме, — иначе усну.

Иду в море, почти сразу у берега падаю на волну и плыву. Идти на глубину смысла нет — здесь море неглубокое десятки метров от берега. Детям хорошо, взрослым не очень. Ныряю с головой, вода освежает и становится легче.

Ритмично разрезаю руками водную гладь. Представляю себя птицей, которая парит над землей.

Разворачиваюсь назад. Мне навстречу плывут мои маленькие рыбки. Затапливает теплой нежностью.

Встаю на ноги. От берега неблизко, но воды мне только по грудь. Мои маленькие обезьянки цепляются за меня и смеются. Тащу их к берегу, пока не отлепляются и не плывут самостоятельно. Возвращаюсь на шезлонг.

— Так странно, — задумчиво говорит мама, — не думала, что ты будешь многодетной матерью. Мы с папой считали, что ты будешь строить карьеру лет до тридцати.

— Обстоятельства сильнее нас, — пожимаю я плечом, — мне Гонголо вчера сказал, что придется реабилитироваться перед его родителями и родить им еще и внучку. Вроде бы пошутил, а не оставляет ощущение, что вроде, как и нет.

— Мы с папой больше всего боялись, что ты вырастешь зависимой личностью, поэтому никогда на тебя не давили.

— Были предпосылки? — вздергиваю я бровь.

— В общем-то нет. Ты всегда была независимым ребенком, но родительский диктат может задавить самые свободолюбивые побеги. Мы старались направлять, а не подчинять. У нас получилось. Ты всегда могла противостоять личному и общественному давлению. Поэтому так странно видеть, что ты выбрала матримониальную роль.

— Это судьба, — улыбаюсь я, — в моей жизни было всего двое мужчин, которые были сильнее меня. Мне было суждено вляпаться в кого-нибудь из них и воплощать их видение женской роли в социуме. С Лариным не срослось, приходится воплощать видение сексиста и шовиниста Гонголо, — саркастично ухмыляюсь.

— Только не подумай, что я ропщу, — оправдывается мама, — я безумно счастлива быть почти трижды бабушкой, просто это тот случай, когда твой ребенок тебя удивил.

— Ну ты меня не списывай совсем со счетов, — не могу сдержать нервный смешок, — все-таки я не совсем домохозяйка. У меня есть шахматная школа, которую я планирую возобновить после декрета. Я собираюсь реализоваться как тренер. Ариадна у нас еще чемпионкой будет.

— Не сомневаюсь, милая. Главное, ощущение наличия смысла жизни. У всех свой путь.

Закрываю глаза и думаю о смысле. А в чем он этот смысл? Христиане видят в царствии небесном. Но он явно не в загробной жизни. Это уже не смысл жизни, а смысл смерти.

Полагаю, что смысл жизни в ее наполненности. Наверное, это то самое счастье.

Думаю о том, что если бы согласилась на условия Ларина, то моя жизнь была бы такой, как представляли родители.

Я бы и дальше играла в шахматы. Ларин бы снимал кино. Я бы ездила на соревнования, он на съемки. Понравилась бы мне такая жизнь на ярмарке честолюбия?

Андрею явно чего-то не хватает. Иначе он бы не искал встреч с Ариадной. Зачем они ему? Старый смысл жизни уже не устраивает? Может ли быть счастье только в профессиональной реализации?

Моя судьба потекла по другому сценарию. Нравится ли мне моя матримониальная роль?

Прислушиваюсь к себе. Думаю, я счастлива. Я люблю своих детей. Я люблю несносного Гонголо. В конце концов, я люблю регулярный секс, которого в жизни с Лариным явно бы не хватало.

Если есть ощущение счастья, следовательно есть и смысл? Надо спросить Андреа, чувствует ли он тоже себя счастливым.

Весь день окружаю вниманием Ариадну. Мы рисуем, играем в шахматы и читаем. Прошу Кару приготовить любимые блюда дочери. Ближе к вечеру встречаем Андреа на пристани. Меня внутренне потряхивает в ожидании разговора.

Мы ужинаем всей семьей, и мама уводит Энрико в сад.

Андреа видит мое состояние и берет на себя инициативу. Он усаживает дочь на колени и целует ее в висок.

— Знаешь, котенок, некоторым девочкам везет больше остальных. У всех только один папа, а у тебя целых два.