Заблудившиеся

Он работал в такси, хотя с деньгами стало легче, но жена все болела, подолгу лежала в клиниках, и семья так окончательно и не выбралась из нужды. В последние три года Вячеслав Дмитриевич вел и вовсе аскетическую жизнь, запрещая себе все удовольствия, откладывал каждый грош, и эта копеечная жизнь человеку с широкой натурой давалась непросто.

Сейчас брата обтягивал со всех сторон пиджак, купленный еще лет пятнадцать назад, перелицованный, стершийся в локтях и на спине почти до дыр, ботинки из толстой грубой кожи потеряли форму и растрескались. В своей рабочей одежде Вячеслав Дмитриевич напоминал вокзального оборванца, махнувшего на себя рукой. Но впечатление было обманчиво. Пашков знал брата как человека волевого и целеустремленного. Поставив перед собой цель, он шел к ней пусть медленно, но неуклонно, не сворачивая, шаг за шагом, не считаясь с внешними обстоятельствами.

Так и три года назад, поставив задачу любыми средствами вырваться из России и переехать с семьей в Соединенные Штаты, он посвятил этому жизнь свою и своей семьи. Вячеславу Дмитриевичу, отказывающему себе в самом необходимом, из обновок купившему за эти годы лишь несколько пар носков и нижнее белье, удалось скопить внушительную сумму в валюте.

Трехкомнатная квартира брата, давно не знавшая ремонта, выглядела пустой и бесприютной. Мебель, хрусталь, посуда уже были проданы, ждали своего часа чешский кухонный гарнитур и цветной телевизор. «Кое-как перебьемся первое время, пока я не найду работу, — говорил он жене. — Денег хватит». «Там лечение дорогое, доктора, лекарства, я буду вам обузой», — отвечала жена, перебирая в уме длинный перечень своих недугов. «Ничего, мать, все обойдется». Вячеслав Дмитриевич не испытывал никаких иллюзий насчет жизни за океаном, понимая, что их семейству легкой судьбы там не выпадет.

И в Штатах его ждет тяжелая работа за кусок яблочного пирога. На статус беженцев, гарантированное пособие, особо рассчитывать нечего. «Перекантуемся первые лет пять, а там, может, гражданство получим», — успокаивал он жену, но она оставалась безутешна. «Кому ты там нужен? Что ты сможешь им предложить?» — спросила она мужа в сердцах.

Вячеслав Дмитриевич показал жене широкие ладони в россыпи мозолей, похлопал себя по широким сильным предплечьям: «Вот это я им и предложу. Одним таксистом в Нью-Йорке больше, одним меньше, какая разница. Я столько лет за баранкой, первоклассный механик. В крайнем случае, пойду мыть посуду или таскать мешки». Он намотал на ладони попавшийся на глаза кусок двухжильного провода и разорвал его пополам, как гнилую нитку.

«Я предложу им свои руки, — говорил Вячеслав Дмитриевич. — В ближайшие годы в дряхлого пердуна еще не превращусь, а там дети на ноги встанут». А жена смотрела на десятилетнего Дениса и уже не знала, что возразить. Младший ребенок, любимец семьи, отставал в развитии, врачи говорили, такое с поздними детьми часто бывает. Десятилетнему Денису на вид давали лет семь, он еще не умел читать. Мальчик начал поздно разговаривать, а нормальные волосы сменили на его голове легкий, почти невидимый пушок только к четырем годам.

Вячеслав Дмитриевич обзавелся приглашениями на себя и старших совершеннолетних детей, чтобы избежать осложнений с разрешением на въезд в США, скользких вопросов в американском посольстве, оформил развод с женой, после которого она поменяла фамилию на девичью. Но, несмотря на все хитрости, в разрешении на въезд в страну Алевтине Романовне в посольстве почему-то отказали.

Вячеслав Дмитриевич мечтал приземлиться в аэропорту имени Кеннеди всей семьей, в одном самолете, но теперь приходилось менять планы на ходу. Или оставлять Алевтину Романовну с Денисом здесь, а самому со старшими лететь, или выждать некоторое время, возможно, во второй раз жене в визе не откажут. После долгих раздумий бессонными ночами они решили, что он со старшими детьми полетит вперед и устроится, а там станет ждать жену. Алевтине Романовне предстояло продать квартиру и остатки мебели.

Шесть соток под Сергиевым Посадом и щитовой домик в две комнаты уже нашли покупателя. Алевтина Романовна плакала и просила не продавать квартиру, говорила, может, дети не приживутся на чужой земле, запросятся обратно. «Пойми ты, я ведь все делаю ради детей, только для них. Неужели мне самому хочется ехать подыхать черт знает куда? Не сто лет жить осталось. Все ради них. Мы с тобой не жили по-человечески, пусть они поживут. Они молодые, у них там хорошая жизнь будет», — Вячеслав Дмитриевич загибал пальцы, перечисляя все новые аргументы в пользу отъезда, пальцев не хватало, аргументы казались бесспорными, но жену почему-то не убеждали.

«Квартира — это их обратный билет, — твердила жена, смирившись, что самой суждено лечь в чужой земле. — Если мы продадим квартиру, им некуда будет вернуться». — «Если мы не продадим квартиру, нечем будет платить за твои лекарства». Споры с женой доводили его до исступления.