Заблудшие

— А ну пошла, шалава! — грубо толкнул он еврейку в общий строй. Людей сбили в одну группу и окружили со всех сторон. Затем началось самое страшное. Немецкий офицер начал формировать расстрельную команду. Немцы не сильно спешили занимать в ней места. Вот здесь и решил выслужиться их ротный. Чем не повод проявить свое служебное рвение? Почему бы «шуцманшафту» не поучаствовать в этой операции? По приказу командира роты Степан организовал сразу две команды. В одну из них не без тайного злорадства определил и Чижова. Немцы строили приговоренных людей на краю оврага, а полицаи расстреливали. Сейчас выпал черед приводить в исполнение приговор и отделению Чижова. В одной шеренге с Гришкой стояли Игнатов, Василь Зленко и еще парочка человек. Солдаты поставили напротив них несколько евреев. Среди смертников находилась и девчонка. В отличие от других она не плакала и не умоляла о пощаде. Ветер развивал темные локоны ее волос на гордо поднятой голове.

— Приготовиться! — раздался голос Бородая. «Шума» подняли винтовки.

— Эта, — ткнул сержант рукой, по направлению девушки.

— Твоя. И попробуй только промахнись. Сразу же встанешь не ее место, — предупредил мужчину Степан.

— Гришка, не дури! — зашептал рядом стоящий Игнатов.

— Я за тебя поручился. Если что, то Ходаковский и меня в расход пустит, — скулил Федор.

— Целься! — прошла вторая команда. Чижов сосредоточил зрение на своей жертве. Она слышала, кто будет в нее стрелять, и теперь сама смотрела на Григория. Карие глаза девчонки, не моргая сверлили взглядом взрослого мужчину. Она словно заглядывала в его душу, безмолвно вопрошая: «Как же ты дожил до такого, Гриша?» А, что он? Он, как и все, просто хотел жить, — искал себе оправдания Чижов. Если он сейчас нажмет курок, то обратной дороги не будет. А если не нажмет, то лежать и ему в этом овраге. Что сильнее, мораль или чувство самосохранения?

— Пли! — рявкнул Бородай. Палец автоматически потянул спусковой крючок. Выстрелы отделения слились в один залп. Девчушка, в демисезонном пальтишке вскинув ручонки вверх, опрокинулась на спину, и скатилась по стенке оврага вниз. Этим выстрелом Гриша убил не ее, а частичку своей души. Ведь он никогда не думал, что когда-нибудь станет стрелять в детей и расстреливать мирных граждан. Что случилось с людьми? Почему все так вышло? — задавал он себе вопросы.

— Молодец! — хлопнул его по спине визе фельдфебель.

— Теперь я вижу, что ты свой, — похвалил его Бородай.

Очередной его жертвой стал старик с пейсами на голове, и в шляпе с большими полями. Все последующие жертвы его так не цепляли, как эта девочка в демисезонном пальто, над которой надругались его сослуживцы по батальону. Чтобы не показывать свою боль и растерянность, Гриша замкнулся в себе. Делал, что прикажут и молчал, не выражая ни каких чувств.

Вернувшись в казарму, упал на кровать и уставился в потолок. Дежурный хотел было налететь на мужчину за нарушение распорядка дня, но парни из «шума» остановили его.

— Что это с ним? — поинтересовался дежурный.

— Принимал участие в расстреле евреев, — пояснили полицаи.

— Так это враги, чего переживать? Привыкнет еще, — не проявил тот и капли сочувствия. Его дружок Игнатов, тоже не видел в акции ни чего предосудительного. После отбоя, он даже попытался заговорить с Чижовым.

— Ты все верно сделал. Евреи и коммунисты враги Третьего Рейха. Они всегда нам жить не давали. Все теплые места заняли. Ты знаешь хоть одного еврея чернорабочего? Молчишь? И я не знаю. Они все при должностях и деньгах, а нас обирали как липку, — приводил свои доводы Федор. Кое в чем Федька был прав. Евреи, по крайней мере, тех, кого знал Гришка, были в основном образованные люди. И зачем образованным людям идти в чернорабочие? Логики в этом нет. Возможно, среди них и были какие-то крохоборы, а где их нет? Наслушался Федька немецкой пропаганды и теперь у него все враги. Только вчера еще перед политруком хвост прижимал, а теперь все коммунисты виноваты, что у него жизнь не сложилась. А может, сложилась? Он при деле и не на фронте. Деньжата платят, паек дают. Чего еще в такое время надо? Приказали евреев стрелять, стреляет. Завтра прикажут других убивать и будет убивать. Не нужно думать, только выполняй. А как быть ему самому? Дезертировать? А что дальше? Прятаться у Стеши под юбкой? И то, если примет. Идти в партизаны? Так, где они? Да и простят ли ему предательство? К ОУНовцам он однозначно не пойдет. Они не лучше фашистов. Что же делать?

Глава 6