Заблудший ангел

— Это крайне любопытная история, Хулия. Своего рода одиссея обычного смертного, подобного Гильгамешу, который, разгневавшись на богов за то, что они обрекли его на старость и смерть, решает отыскать единственного со времен Сотворения мира человека, сумевшего ускользнуть от этого рокового цикла. Некоего Утнапишти — загадочного царя, жившего за многие века до него. Одержимое стремление Гильгамеша найти этого бессмертного и выведать у него секрет вечной жизни, его битвы с богами и ужасными созданиями в конце концов вознаграждаются встречей с Утнапишти в раю. И там обретший вечную жизнь царь рассказывает Гильгамешу о потопе, о том моменте, когда вера человечества в жизнь трагически оборвалась по вине разложения нашей цивилизации. По моим оценкам, этот генетический сбой мог произойти примерно одиннадцать или двенадцать тысяч лет назад, когда мы смешались с некой «ядовитой» расой.

— Это «сыновья Бога», которых упоминает Енох?

— Вне всяких сомнений.

Меня удивило, что Мартин хорошо разбирается в шумерской мифологии. Я и не предполагала, что он настолько эрудирован.

— А как ты определил эпоху, когда это произошло? — спросила я растерянно.

— Скажем, с точки зрения палеоклиматологии это наиболее вероятный период для такой природной катастрофы, как потоп.

— А почему тебя это так интересует? Ты же не историк! И не генетик!

— Дорогая, — улыбнулся он, — на самом деле все эти мифы говорят о первом глобальном изменении климата за всю историю человечества.

— Только поэтому?

— Вот смотри: во время той встречи Утнапишти с Гильгамешем тот поведал, что в действительности бог Энки спас наш род от истребления потопом.

— Теперь я совсем запуталась. Если бог нас спас, то кто же нас покарал?

— Я к этому и клоню, chérie. Энки описывается у шумеров как брат и вечный соперник божества, желавшего нас уничтожить. Его называли Энлиль. Фактически евреи скопировали этот миф в Месопотамии, лишь изменив имя бога на Яхве.

— Это еще не доказано, — возразил отец Грэхем, насупив брови.

— Но это в высшей степени вероятно, отец. Как Яхве, так и Энлиль были богами властными, ревнивыми и обладали дурным характером. Последний, кстати, особенно недолюбливал род человеческий. Он считал нас жалкими и шумными созданиями и решил истребить нас, подобно библейскому Яхве. К счастью, его брат Энки не разделял его мнения и исхитрился предупредить Утнапишти, чтобы тот построил судно, способное избежать заготовленной Энлилем ловушки. Это должен был быть огромный корабль, по форме напоминающий гроб, причем герметичный, чтобы сдерживать натиск воды. И Энки снабдил его двумя камнями, при помощи которых Утнапишти мог бы общаться с ним.

— Опять два камня… — прошептала я.

— Гильгамеш упоминает о них в самом конце сказания, когда встречает Утнапишти в раю и убеждается, что тот не только жив, но и сохранил молодость.

— А камни? — настаивала я.

— Это были артефакты, сотворенные самими богами. В некоем смысле физическое доказательство их существования, — сообщил Мартин интригующим шепотом. — Фактически Гильгамеш говорит, что эти камни — единственная возможность установить связь с богами. Поэтому их применяли лишь в священных церемониях, когда сила совершенных ритуалов сообщала им особую энергию, при помощи которой зов достигал небес.

— И ты хочешь использовать их сегодня? На нашей свадьбе? — воскликнула я, не представляя, куда меня все это заведет.

Мартин кивнул:

— Именно так, chérie.

30

Бенигно Форнес с видимым трудом преодолел расстояние, отделявшее его жилище от покоев архиепископского дворца. Задыхаясь, он подбежал к крыльцу приемной и стал молотить в дверь, пока секретарь монсеньора ему не открыл. Настоятель предстал перед ним в не самом лучшем виде: обливаясь потом, с вылезшими из орбит глазами, старик размахивал фонарем. Глядя на него, секретарь усомнился в здравости его рассудка. Форнес клялся, что разбудил его из-за безотлагательного дела. Он заметно волновался и не переставал твердить, что его преосвященству жизненно необходимо кое-что увидеть. И как можно раньше.

— В это время? — пробормотал секретарь.

— Я очень сожалею. Но это наша с монсеньором проблема, и, поверьте, она чрезвычайно важна.

— Важна? Для кого, отец?

— Для Церкви.

Эти слова поколебали уверенность секретаря, и он сдался:

— Надеюсь, так оно и есть, отец Бенигно. Я позвоню ему по телефону, но предупреждаю, что вся ответственность за этот переполох ляжет на вас.

— Молю, поспешите.

Наконец около четырех утра бледный и заспанный архиепископ появился в покоях своего секретаря. Хуан Мартос предпочел встретиться с настоятелем именно здесь. Он второпях натянул на себя темное облачение и, приветствуя гостя, все еще продолжал возиться с пуговицами воротничка. Отец Бенигно к этому времени превратился в сплошной комок нервов. Он кругами ходил по комнате, заламывая руки, будто искал утешения в молитве.

— Итак, что за срочное дело привело вас ко мне?

— Простите меня, ваше преосвященство, — пробормотал священник, — я не хотел бы обременять вас лишними речами; в действительности я должен вам кое-что показать.