Заблуждение велосипеда

– Анька, быстро дуй ко мне! – воскликнул папа, едва она назвала себя, как будто никаких тридцати лет и не прошло.

Позже всех приходит тетя Тоня Максимова, она актриса в Театре киноактера, такая красивая, кареглазая, с пшеничными волосами. В фильме «Баллада о солдате» она играет мать Алеши: «Не пойму я… Уже уезжаешь?»

Гости сидят допоздна, раздаются взрывы хохота, кто-то из художников уже изрядно набрался, клубы дыма в комнате, и папа смотрит на своих друзей сквозь цветы, с большой черно-белой фотографии.

Еще несколько дней дома пахнет салатами, сигаретами и вином.

На Девятое мая едем на дачу! Дядя Миша, тетя Муза, будет окрошка, костер, самовар и велосипед. Наверное, он уже здорово по мне соскучился, ему охота в путь, рассекать лужи и шуршать листьями в парке, перепрыгивать через корни елей в лесу, нестись к речке по косогору…

Приехав, первым делом бегу к чайному домику, беседке, бренча связкой ключей – от самой беседки, от калитки, от сарая, от дома.

Но замка на беседке больше нет.

Толкаю дверь…

Нет и моего «Фаворита».

Тупо обвожу глазами беседку – старый топчан, круглый столик, разрисованный под шахматную доску, худая самоварная труба, сломанные кресла, разглядываю многочисленное никчемное старье, словно надеясь обнаружить и велосипед.

Но его нет, пустое место, несколько сухих листьев и паутина в углу.

Главное – не заплакать при маме. От этого она злится и говорит:

– Плакать будешь, когда я умру.

Не плачу, чтобы не злить маму.

– Напиши объявление, – советует она.

Тетя Муза сочувственно качает головой.

Дядя Миша зовет жечь костер…

Горе какое…

Иду погулять пешком, бреду куда-то. Разве это прогулка – без велосипеда? Разве это жизнь? На новый велосипед и надеяться не стоит, его поди купи. Во-первых, их нигде не продают, целая история, во-вторых, даже если вдруг я захожу в спортивный магазин и вижу там велосипеды, много, сколько угодно, то как купить? Я же не ношу с собой пятьдесят, семьдесят или даже сто рублей? А пока я пойду к маме или позвоню ей из автомата, их все раскупят. К тому же, скорее всего, мама скажет, что сейчас нет денег на велосипед, жить трудно, «ты, по-моему, забываешь, что я вдова»…

Еще разозлится…

На речке Костик Число дурью мается, фигней страдает – кидает камешки по воде, стараясь, чтобы они плоско прыгали несколько раз подряд. Ничего у него не получается. Где ему! Вот Владимир Федорович, папа Маши Тендряковой, действительно умеет – камешки скачут как заведенные, едва ли не до того берега.

– Ты чего такая? – спрашивает Число.

– Велик сперли, – с трудом выговариваю я и с изумлением вижу, что Костик тоже огорчается – он смотрит на меня серьезно и грустно, пытаясь сдержать тяжелый вздох.

От нежданного сочувствия я плачу, и Костик утешает меня и гладит по голове, горюет вместе со мной. Сидим на сыром песке у реки.

– Надо объявление написать, – предлагает он.

– С вознаграждением?

– Ну да, – как-то совсем безнадежно говорит он.

И я иду писать объявления, разноцветными фломастерами «Кох-и-Нор», и хожу пешком по окрестностям, приклеиваю к фонарным столбам и заборам.

– Помнишь, как ты все писала объявления – «Пропал велосипед»? – смеясь, спросила меня много лет спустя мама.

Оказывается, ее это забавляло.

Новый велосипед потом купили, следующей весной или через весну, добрый дядя Кайсын субсидировал эту покупку, а добрый дядя Валерик, всегда бывший среди своих старших сестер на ролях молодого, куда-то съездил, в какой-то далекий, заветный спортивный магазин, и привез светло-зеленого цвета «Салют».

Но тебя, «Фаворит», я никогда не забуду! Где ты теперь? Продали ли тебя сразу же за пару-тройку бутылок, или ты долго и счастливо жил в дружной семье похитителя? Возил его на работу, а по выходным катал похитителевых деток?

Или укравший и перекрасивший тебя алкан свалился вместе с тобой в речку, задремав при въезде на мост, сам из речки выбрался, а тебя оставил? И потом тебя выудил кто-то другой, высушил и починил, и ты стал жить дальше, перекрашенный и неузнаваемый? Нет, я бы все равно тебя узнала – у тебя огромные, нестандартные колеса с белыми шинами, хрен найдешь такие. Значит, как только хоть одно колесо стало спускать, новые хозяева смекнули, что заменить колесо не удастся, нечем, и оставили тебя помирать в гараже, в сарае, на веранде с провалившимся полом?..

Послушай, а может, ты все-таки дожил до наших дней, когда Подмосковье наводнили рукастые и неприхотливые таджики, для которых любой велосипед, даже остов велосипеда, даже одно колесо – клад, сокровище? И они починили тебя, собрали недостающие детали из других велосипедов, и теперь, скрипя, ты или «полуты», по-прежнему ездишь по окрестностям, радуешься солнышку по весне и удивляешься переменившейся округе, давно и напрочь забыл родной чешский, слушаешь разговоры таджиков и учишься их понимать?

– Хэзлым барманджи ичкен?

– Азлэч дюленгючи ичкенери!