Заблуждение велосипеда

Американский поезд тащится словно по родной Т-ской области, не хватает только скучающей толстой стрелочницы в будке, обсаженной золотыми шарами и астрами.

Через пять часов – пересадка в Чикаго, тут народу побольше, поезд тесный, неудобный, называется «Lake Shore». Острословы, учитывая плохое движение американских поездов и хронические опоздания, переименовали его в «Late for sure» – «Опаздывающий наверняка».

Сидячка. Бегают маленькие негритята и китайчата, ползают по полу.

Ночью в вагоне свет не гасят, наверное, чтобы пассажиры не безобразничали. Моим соседом оказался учитель английского языка и литературы из муниципальной средней школы по имени Брюс, дядя с застенчивым лицом тихого алкаша.

Пасмурным утром показались пригороды, промзоны, опоры мостов, размалеванные граффити. Мелькнуло ZYKINADURA, но я твердо решила, что это глюки, и отвернулась.

– Конечно, тебе может совсем, совсем не понравиться, – тихим педагогическим голосом говорил мне Брюс. – Но ты помни, что все равно, Нью-Йорк – это что-то уникальное, единственное в мире…

В Нью-Йорке лил дождь, и какой-то незнакомый дядя в очереди на такси пригласил меня под свой большой зонт.

В гостинице на Шестьдесят третьей улице пили чай с милейшим Сашей Галиным и его женой.

Мероприятие прошло на «ура».

Смотрели на Бродвее пьесу Олби «Коза». Ничего себе история – дружная американская семья, папа, мама и взрослый сын. Все хорошо, только папа влюблен в козу по имени Сильвия и то и дело ездит на далекую ферму с ней трахаться. В конце концов, мама Сильвию убивает и является к папе, перемазанная кровью. Такое не всякие братья Пресняковы придумают!

Непременно надо поставить в Москве, совместная постановка театра Романа Виктюка с уголком Дурова. Обрыдаться! Аншлаг…

Смотрели пьесу Саши Галина «Конкурс» в исполнении американских актеров и мой «Секрет русского камамбера». Потом была встреча со зрителями.

Олби несколько раз припомнил, как был в Ленинграде в начале шестидесятых. Перед встречей с ним я нарочно перечитала книжку его пьес. Писательские корни у этого американского классика наши, родные – Хармс (пьеса «Американская мечта» написана под его явным влиянием) и Достоевский («Случай в зоопарке» можно соотнести со сценой встречи Мармеладова и Раскольникова, и с другими мрачноватыми парными мужскими сценами, которыми так насыщенны тексты Достоевского). Но оставим эти рассуждения критикам и всевозможным «ведам».

Присутствовал и Тони Кушнер, драматург, тут же мне сообщивший про свои русские корни. По американским меркам русские корни – это когда дедушка и бабушка бежали из Кишинева от еврейских погромов. Господин Кушнер никогда не был в России, но о русских корнях не забывает и именно русских людей избрал объектами творческого освоения. В пьесе «Ангелы в Америке» есть персонаж – женщина с «типично русской» фамилией Домик, и все в таком роде.

Ждали «друга» господина Олби. Они вместе уже сорок лет, isn’t it moving?..

Я ходила по Нью-Йорку, стараясь не заморачиваться, не заостряться на том, что в этом городе мой папа родился.

Ну и что?

Просто ходила пешком по Манхэттену, дыша звуками, да, именно – дыша звуками этого города, слушая уличных музыкантов, таращась на толстых негритянок из дорожной полиции, регулирующих движение в час пик так, словно танцуя диско-танец.

На противоположной стороне улицы долговязый чудик с собранными в жидкую косицу волосами ведет толпу разнокалиберных барбосов. Платный гуляльщик. Ну-ка я его фоткну. Так, надо его обогнать и отсюда, чтобы…

Я ускоряю шаг и оборачиваюсь на собачьего чудика на той стороне узкой улицы…

– Костян! – стараюсь я крикнуть погромче, потому что голос почему-то вдруг сел. – Число!..

Сирота и батюшка ходят по Округе.

– Вы говорите, что это череп Дашеньки. Но Зоя Константиновна упоминала какого-то фронтового товарища своего отца.

– Осю Приборкера?

– Имени названо не было.