Заблуждения капитализма или пагубная самонадеянность профессора Хайека

Вернемся теперь к профессору Хайеку. Он не хочет считаться с природой человека, как культурного существа. В указателе его книги нет слова «культура»; есть «культурная эволюция», о которой он говорит на соответствующих страницах несколько банальностей. Но человек не существует вне культуры; что же такое, по отношению к культуре, «расширенный порядок»? Поскольку Хайек предполагает, что люди вокруг нас живут в этом «порядке», то, по-видимому, «расширенный порядок» есть некоторая фаза в развитии «западной культуры». Легко понять, что люди другой культуры вряд ли смогут жить при капитализме – во всяком случае, без адаптации в течение нескольких поколений, то есть без перемены своей культуры. Мы в России как раз находимся в таком положении.

Стало быть, «моральные правила», при которых может существовать «расширенный порядок» – это традиции западной культуры, хотя бы в юридической форме ее законов (и, что более важно, способность их соблюдать). Ясно, что эти «правила» носят исторический характер и соблюдаются вследствие воспитания, которое отнюдь не случайно. Традиция, в которой они могут усваиваться и соблюдаться, неразрывно связана с ценностями культуры. Даже небольшое различие в основных ценностях не дает возможности вкладывать капиталы в России. Коротко говоря, люди соблюдают законы потому, что эти законы говорят то же, чему их учили в детстве. Именно поэтому законы приходится называть моральными правилами, вводя в «экономическую машину» совершенно чуждый ей архаизм. Но если эти законы поддерживаются традиционной «моралью», то возникает вопрос, что это за «мораль»? Оказывается, что это, удивительным образом, та же мораль, какая была у индейцев, у папуасов, у всех еще не тронутых цивилизацией примитивных племен. Подчеркнем еще раз: если не считать местных вариантов, это была и есть одна и та же мораль; а варианты сводятся к тому, что ее полагается применять к членам «своего» племени – того или другого.

Как мы уже знаем, это удивительное постоянство морали коренится в инстинкте социальной солидарности. Значит законы соблюдаются в конечном счете потому, что они выражают этот инстинкт. Присмотримся же к этому инстинкту. Он в самом деле имеет своим содержанием общественную мораль (или этику: мы не различаем эти понятия). Но мораль значительно шире законов. Закон должен иметь корни в морали; но многое из того, что считается аморальным, не вызывает санкций закона. Все мы знаем, что можно быть отпетым негодяем и иметь всех судей и прокуроров на своей стороне. Величайшая нравственная проблема относится как раз к тем ужасным поступкам, которые не подходят ни под какой закон. Верующие это, во всяком случае, знали, и если мы уже не всегда это знаем, то вся наша культура дышит на ладан.

Среди моральных эмоций нашей культуры важное место занимает отвращение к асоциальным паразитам, о чем уже была речь. Мы знаем уже, что это отвращение инстинктивно, и что выработал этот инстинкт групповой отбор, доставивший преимущества более сплоченным племенам. Инстинкт невозможно подавить; иногда удается ему дать ложное направление. Американский средний класс, кондиционированный своей культурой, по-видимому, нечувствителен к паразитизму «высшего класса», пожирающего лучшую часть общественного пирога, и направляет свой древний инстинкт против несчастных, получающих государственные пособия. Но инстинкт все тот же, он никуда не делся! Более того, подсознательно средний класс все-таки ненавидит финансовых воротил, так ловко уклоняющихся от налогов, и связанную с ними бюрократию. Ненавидит их как бездельников и ловкачей, живущих за его счет. Пока продолжается нынешнее благополучие, эта подспудная ненависть находит себе компенсирующие объекты. Но благополучие не вечно, ему придет конец: в третьей части я расскажу, почему^[40]. Выше я уже подробно объяснил, почему не нравится капитализм интеллигенту. Ну, а рабочий теперь часто входит в средний класс; а если не входит, то его антипатия к богатым и сильным не нуждается в комментариях. Чуть что, этот человек из гетто готов громить магазины и бить полицейских.

Бациллы социализма живы даже в Соединенных Штатах, где это слово – почти неприлично. Но я уверен, что читатель уяснил себе, какие источники питают социализм, и понял, почему эти источники нельзя перекрыть. Социализм снова и снова будет выходить наружу, хотя бы в виде простой эмоции; а если дела пойдут хуже, то эти эмоции снова организуются и превратятся в политический факт. Но тут навстречу социалистам выйдет профессор Хайек или кто-нибудь из его учеников и произнесет нравоучительную речь: