Заблуждения капитализма или пагубная самонадеянность профессора Хайека

Патология поведения часто происходит от выпадения некоторого инстинкта. Прочнее всего древнейшие инстинкты, общие всем высокоорганизованным животным; более «молодые» инстинкты хрупки, и в особенности – специфически присущие человеку. «Асоциальное» поведение, то есть уклонение от обязанностей по отношению к группе, доставляет индивиду несомненные преимущества, и можно было бы ожидать, что такое поведение, опасное для группы, вызвало бы санкции со стороны других, «законопослушных» членов общества. Вероятно, таких «паразитов» слишком мало, чтобы возникло селекционное давление в направлении их «устранения»^[37]. Но в человеческом обществе, где инстинкты общественной жизни молоды и особенно хрупки, можно представить себе возникновение таких санкций. И в самом деле, «асоциальное» поведение наказывается во всех примитивных племенах.

В число неизменно осуждаемых нарушений общественной морали включаются как раз те виды поведения, которые профессор Хайек считает характерными для преуспевающего дельца: член племени не должен скрывать от своих собратьев обнаруженные им природные ресурсы – еду, материалы и удобные места; не должен извлекать особую выгоду из своих социальных навыков и способностей; не должен копить имущество с целью выгодного обмена. Иначе говоря, индивид, случайно или намеренно занявший выгодное положение по отношению к другим членам племени, не может пользоваться преимуществами этого положения, а должен делиться ими со всем племенем. Правила средневековых цехов сохраняли эти моральные представления первобытных племен.

Неизвестные великие изобретатели не брали патентов на лук и стрелы, на колесо или гончарный круг; они попросту предоставляли всем желающим пользоваться своими открытиями и научили этому членов своего племени, а потом этому научились и другие племена. В наше время такой подход редок. Изобретатель радио Александр Степанович Попов опубликовал свое открытие в научном журнале и не пытался извлечь из него выгоду; другой человек, Маркони, получил на него патент и отстаивал свой приоритет. Но великие изобретения редки. Чаще всего человек пытается извлечь выгоду из какого-нибудь мелкого преимущества, кого-нибудь перехитрить или обмануть. Это как раз те способы поведения, которые осуждаются и наказываются племенной моралью. Первоначальные «моральные правила» были очень далеки от тех, о которых говорит профессор Хайек. Эти древние правила были основаны на социальном инстинкте, создавшем сплоченность племени, – инстинкте, выработанном групповым отбором в течение долгих тысячелетий и вместе с другими инстинктами наших предков неотделимом от природы человека.

Отвращение к «асоциальным паразитам» непобедимо, потому что оно элементарно. Каждый раз, когда группа людей видит человека, уклоняющегося от общественно необходимого дела, чтобы извлечь какую-нибудь выгоду только для себя, такое поведение вызывает инстинктивную реакцию отвержения и осуждения «паразита». Эта реакция особенно очевидна в случаях общественного бедствия: военной опасности, голода, внутренних неурядиц. В «нормальных» ситуациях она слабее, но никогда не исчезает, поскольку сохраняется поддерживающий ее социальный инстинкт. У древних греков гражданин, уклонявшийся от участия в народном собрании, проявляя тем самым пренебрежение к общественным делам, мог быть лишен некоторых привилегий; а уклонение от военной службы было просто немыслимо и каралось как государственная измена. Но и в самые мирные времена вражда между бедными и богатыми – выражаясь современным термином, «классовая борьба» – составляла лейтмотив греческой истории. Те же явления мы встречаем и в истории средних веков, и в истории Нового времени – вплоть до наших дней. Если отчетливая формулировка понятий «общественных классов» и «классовой борьбы» принадлежит Марксу, то соответствующие социальные факты стары, как мир: о них повествуют египетские папирусы, история Фукидида и средневековые хроники.

Действие инстинкта социальной сплоченности, или социальной солидарности, проявляющееся в отвращении и ненависти к «богатым», сохраняется, таким образом, и тогда, когда племена объединяются в государства. Но при этом вряд ли возникают новые инстинктивные формы поведения. Для этого история государств – то есть «история» в ее обычном школьном смысле слова – составляет слишком малый промежуток времени, и действие группового отбора на столь большие, разнородные популяции очень сомнительно. История есть поле действия культурной традиции, опирающейся на генетически заданную систему поведения, которую на протяжении очень коротких в биологическом смысле периодов времени, составляющих историю, можно считать неизменной. Это по-видимому, хорошее приближение к действительности, хотя естественный отбор в дарвиновом смысле и даже групповой отбор (которому препятствует перемешивание населения), продолжают свою медленную работу и в наши дни.