Заблуждения сердца и ума

Я смутился, не зная, как ответить на этот простой вопрос, и хотел было сказать, что сам не знаю. Но после короткого замешательства я сказал то, что подсказала мне любовь.

— Видел ли я ее? Понравилась ли она мне? — воскликнул я. — Ах, сударыня, вы были бы очарованы. Ее лицо, манеры, ум — все прекрасно, все пленяет. Какие чудесные глаза! Нежные, мечтательные... Если бы вы видели ее улыбку!

— Как видно, она вас обворожила, — заметила она, — и вы гораздо охотнее дружили бы с ней, чем я с ее матерью.

Только тут я понял, что допустил ошибку.

— Сударыня, — ответил я с жаром, который тщетно старался скрыть, — я описал ее такой, потому что такой увидел и, может быть, даже не сумел передать, как она хороша; охотно признаюсь, она не вызывает во мне неприязни.

— Я вовсе не хочу, — сказала матушка, — чтобы вы питали к ней неприязнь; но, мне кажется, ее красота произвела на вас чересчур сильное впечатление.

— Ах, сударыня, — сказал я со вздохом, — ведь это неважно, раз я не люблю и меня не любят!

— Дитя мое, — возразила она, — вас не интересовали бы ее чувства, если бы вы не были уже влюблены.

— Неужели, сударыня, вы допускаете, — воскликнул я, — что она могла внушить мне любовь с первого же взгляда?

— Она красива, а вы молоды, — возразила матушка, — в вашем возрасте можно опасаться именно такой молниеносной любви; чем меньше у вас опыта, тем легче вы отдаетесь чувству.

— А вы считаете, матушка, — спросил я, — что полюбить ее — такое уж несчастье для меня?

— Да, — ответила она сухо, — эта страсть не даст вам счастья.

— Но может быть, — возразил я, — она не отвергнет меня, и опасения мои напрасны?

— Это было бы очень скверно, — ответила матушка, — ибо ее расположение сделало бы вас еще более достойным сожаления. Я рада поставить вас в известность, что у меня есть планы относительно вас и что мадемуазель де Тевиль в эти планы не входит. Она не из тех, чьим сердцем позволительно играть, а всерьез влюбляться, повторяю, я вам не советую. Надеюсь, с вами еще можно обсуждать этот вопрос хладнокровно, и сердце ваше не настолько увлечено, чтобы мои слова причинили вам слишком жестокую боль.

— Сударыня, — сказал я (стараясь изо всех сил скрыть свою горечь), — я только ответил на ваш вопрос о мадемуазель де Тевиль. Я нахожу, что она хороша собой, это верно, но ведь мы, как мне кажется, не влюбляемся во всех, кого находим красивыми. Я смотрел на нее без волнения и могу видеть ее и впредь, не опасаясь за свое сердце. Но вы, матушка, вольны мне приказывать во всем, и если вы находите это нужным, я откажусь от дальнейших встреч с нею.

Мой рассудительный тон успокоил госпожу де Мелькур; впрочем, она так любила меня, что мне нетрудно было ее обмануть.

— Нет, любезный сын, — ответила она, — вы можете встречаться с ней. Какова бы ни была цель этого знакомства, руководит ли вами любовь или другие чувства, я ни в коем случае не должна и не хочу вас принуждать. Мои пожелания не погасят вашу страсть, если она уже существует; если же нет, то я не настолько безрассудна, чтобы разжечь ее своим запретом.

Этот разговор слишком взволновал меня, и, чтобы положить ему конец, я распрощался с матушкой и отправился к госпоже де Люрсе: мы должны были вместе ехать к Гортензии.

Я размышлял о препятствиях, грозивших моей любви, и чем меньше оставалось у меня надежд, тем прочнее она укоренялась в моем сердце. У меня был соперник, и соперник счастливый, который уже владел сердцем возлюбленной. Моя мать при первом же слове решительно высказалась против моего счастья; наконец, я ехал к женщине, чью любовь или прихоть — а ведь и то и другое одинаково опасно — я вынужден был отвергнуть; и все-таки ничто не могло меня остановить. Поглощенный мыслями о Гортензии, я вошел к госпоже де Люрсе, совершенно забыв о вчерашних событиях; узнав о ее былой слабости к господину де Пранзи, я окончательно в ней разочаровался.