Забракованные

Бросив взгляд на часы и поняв, что до ужина осталось всего ничего, Рэймер поднялся, обошел стол и уселся на его краю с другой стороны, чтобы не только слышать полные грусти вздохи друга, но и видеть его, так сказать, во плоти.

— А в честь чего тоска-печаль? — поинтересовался весело. Не все Дрейдену его донимать.

Крист, топчущийся у стола на корточках, бросил на него взгляд исподлобья.

— Да я больше познакомился с уборной твоего особняка, чем со столицей, — пробурчал и продолжил уборку.

Теперь стало ясно, почему тот не знает, все ли было куплено, — покупками занималась бедная Лана. Впрочем, если судить по количеству этих самых покупок, бедной в прямом смысле этого слова при таком раскладе осталась не она.

— Пить надо меньше, — прокомментировал Рэймер без доли сочувствия.

— Чай я пил, — огрызнулся Крист. Потом снова вздохнул. — И ел всякую столичную дрянь.

— Пошли. — Монтегрейн спрыгнул со стола, в очередной раз отметив, как это, оказывается, удобно — иметь две рабочие ноги. — Твоя будущая теща заткнет за пояс любого столичного повара.

Дрейден мученически скривился при слове «теща», но, сгрузив осколки в корзину для мусора, поплелся следом.

* * *

С Амелией столкнулись в коридоре на подходе к малой столовой, и Рэймер тут же притянул ее к себе и поцеловал в щеку. Она смущенно зарделась.

За час уже соскучился, как дурак. А все Крист со своими влюбился — не влюбился. Влюбился по уши, чего уж тут отрицать?

В столовую вошли вместе. Дрейден тем временем уже успел разместиться на своем месте и с деловым видом разворачивал салфетку, чтобы положить ее себе на колени. На стол накрывала Дана.

Усадив Мэл, Рэймер прошел к своей стороне стола, бросил взгляд на горничную: лицо снова печальное, даже какое-то осунувшееся, веки — припухшие. Кажется, ревела и причем недавно.

Неужели так убивается из-за невзаимной любви к Джерри? В четырнадцать, ясное дело, все впечатлительнее, чем нужно, но чтобы девчонку не развеселило возвращение из столицы сестры с кучей обновок… Наверняка же Лана привезла что-то и для Даны. Насколько он знал, у сестер были довольно теплые доверительные отношения. Может, случилось что-то посерьезнее несчастной любви?

Усевшись, Монтегрейн адресовал сидящей напротив Амелии вопросительный взгляд, скосил глаза в сторону Даны. Мэл кивнула, а затем пожала плечами: да, тоже заметила, нет, не в курсе, что происходит.

Надо будет после ужина попросить Амелию с ней переговорить. Если дело таки в проблемах любовного характера, то навряд ли Дана станет откровенничать об этом с мужчиной…

Рэймер не додумал мысль, так как в этот момент произошло сразу несколько событий: раздался глухой хлопок, затем еще и еще, и над столом материализовались сразу три небольших бумажных листка из плотной лощеной бумаги — как раз напротив него, Амелии и Криста; Дрейден от неожиданности взмахнул руками, и листок отлетел, гонимый потоком воздуха, и рухнул, вонзившись уголком, в чашку с салатом; Дана, непривыкшая к проявлению магии, и вовсе охнула и уронила поднос, на котором как раз оставалась последняя соусница; поднос громыхнул об пол, соусница разлетелась вдребезги, светло-зеленая обивка стен окрасилась темно-красными пятнами от ее содержимого.

— Что за черт?! — взвыл Крист, брюкам которого тоже досталась изрядная порция соуса.

Одна Амелия никак не отреагировала и даже не прикоснулась к спланировавшему в ее пустую тарелку листку. Сидела и смотрела на Рэймера в упор расширившимися от понимания произошедшего глазами.

Дрейден таки потянулся за своим посланием, теперь измазанным в салатной заправке. Потряс, протер салфеткой и лишь затем поднес к глазам, чтобы, уже прочтя, громко выругаться.

Однако ни Рэймеру, ни Амелии не было необходимости читать послание, чтобы узнать содержащуюся в ней информацию. Монтегрейну не было доподлинно известно, чему учат простолюдинов, но любой уважающий себя аристократ обязан был знать: каждый совершеннолетний подданный королевства получает личное оповещение лишь в одном случае — когда умирает Глава государства.

Старый Роннер Третий отжил свое.

* * *

Они занимались любовью, долго, медленно, чувственно, до исступления. А потом лежали рядом, и он гладил ее лицо — переносицу, губы, скулы, — будто слепой, который пытается запомнить чужие черты.

— Ты словно прощаешься, — прошептала Амелия. Голос отчего-то охрип и отказывался звучать громче.

— Рано прощаться, — откликнулся Рэймер и обнял ее крепче, прижавшись щекой к волосам.

Поза и обстановка располагали к тому, чтобы расслабиться и уснуть, однако теперь Мэл чувствовала себя напряженной, словно натянутая тетива.

— Что, ты думаешь, предпримет Сивер, взойдя на престол?

Монтегрейн усмехнулся.

— Понятия не имею, — попытался сказать беспечно, но он тоже был напряжен, она чувствовала. И все-таки заранее прощался, будто боялся не успеть.