Забракованные

И ни вопроса, ни удивления — обслуживающий персонал Монтегрейн-Парка уже привык, что молодой хозяин исчезал и появлялся в поместье без предупреждения.

— Я тоже рад тебя видеть, Хомин, — улыбнулся Рэймер, вручая поводья старику, служившему в их усадьбе столько, сколько он себя помнил. Потрепал ближайшего пса между ушами и направился к крыльцу.

— Надолго к нам, лорд Монтегрейн?!

— До утра!

В ответ конюх печально вздохнул и повел коня на задний двор. Все ещё возбужденные от нежданной встречи собаки поспешили за Хомином, весело погавкивая.

* * *

Она сидела в гостиной у камина. Поздняя весна, до лета рукой подать, а в камине горел огонь, наполняя помещение совсем не подходящим сезону удушливым теплом.

Только войдя в комнату, Рэймер расстегнул китель. А пройдя несколько шагов, скинул его с плеч и набросил на спинку ближайшего стула.

— Ты приехал. — Уголки губ сидящей у камина женщины приподнялись в искренней теплой улыбке.

Она отложила книгу со своих колен на невысокий круглый столик к стопке других.

— Не вставай, — остановил Рэймер, видя, как тонкие бледные пальцы супруги ухватились за края широких подлокотников в поисках опоры. — Я подойду.

Улыбка Анабель стала благодарной. Женщина отпустила подлокотники и сильнее запахнула шерстяную шаль на своих плечах — жаркого камина ей было мало, ее знобило.

Монтегрейн подошел, привычно коснулся губами прохладной щеки с чуть суховатой кожей и уселся прямо на ковре. Оперся спиной о боковину кресла и согнул ноги в коленях, прикрыл глаза.

— Устал? — ласково спросила Анабель. Протянула руку и погладила его по волосам.

— Мертвецки, — пробормотал он, не открывая глаз.

Собаки во дворе уже унялись, и теперь в доме стояла полная, гробовая, звенящая тишина, нарушаемая лишь треском съедаемых пламенем поленьев в камине.

— Тогда зачем приехал? — в голосе Анабель послышался легкий укор, но, даже не смотря на нее, Рэймер безошибочно определил по интонации, что она улыбается.

Движение руки продолжилось. Когда-то в детстве мать гладила его так же.

Монтегрейн подумал, что не мешало бы встать или хотя бы повернуться, чтобы разговаривать лицом к лицу, но шевелиться не хотелось.

— Я обещал тебе приехать в конце недели, но у меня не получится, — объяснил, по-прежнему не открывая глаз. — У нас последние экзамены в академии. Нужно подготовиться и помочь Конраду. Раньше следующей недели мне не вырваться.

— А тогда ты уже заедешь попрощаться, — правильно поняла Анабель. Она всегда понимала гораздо больше, чем ей говорили. Если бы Рэймер не знал, что у нее отсутствует магический дар, решил бы, что его супруга владеет редкой ментальной магией.

Он дернул плечом.

— Не факт, что распределение последует сразу после выпуска. Да и угрозы моего отца отправить меня подальше… Он не мой прямой командующий.

— Он — главнокомандующий, — мягко напомнила Анабель.

А еще за год брака она успела хорошо узнать своего свекра и знала не хуже Рэймера: Ренар Монтегрейн никогда не менял своих решений. А за срыв свадьбы с дочерью Овечьего короля сына тот так и не простил. Никто не рассказывал Анабель об этом прямо, но она, как всегда, понимала все без слов.

Рэймер промолчал. Что он мог ей сказать? Пообещать, что вернется, куда бы его ни отправили? Вернется, конечно же. Вопрос только когда — год, два? Или повезет, и отец сменит гнев на милость через несколько месяцев? Нет, «милость» — это не про старшего Монтегрейна. Так что год-два на северной заставе Рэймеру обеспечены. Без отпусков и увольнительных, естественно. Иногда жены навещают своих мужей в подобных местах службы. Начальством это даже поощряется — поднимает боевой дух. Только куда поедет Анабель, мерзнущая даже душным летом?

— Поехали со мной в столицу? — предложил Рэймер. — Я тебе уже говорил, в моей городской квартире полно места. Или можем потеснить отца в особняке.

Анабель рассмеялась.

— Что я буду делать в Цинне?

— Гулять? — Он задрал голову на подлокотник, что бы иметь возможность видеть ее лицо.

Она смотрела на него сверху вниз и улыбалась. Тонкие бледные губы по цвету почти не отличались от остальной кожи. Под глазами залегли новые синяки. Сколько они не виделись? Пару недель? Когда успела?

— Что, не нравлюсь? — лукаво поинтересовалась жена, не отворачиваясь и не закрываясь.

— Ты красивая, — честно ответил Рэймер, протянул руку и коснулся ее щеки ладонью. Анабель прикрыла глаза и замерла. — Тебе хуже?

Она и правда была красива. Утонченная, гибкая, как ветка. Если бы добавить ей немного румянца, здорового блеска глаз и отобрать, наконец, этот вечный пуховый платок, Анабель дала бы фору любой из дам высшего общества, так любящих обсуждать чужие недостатки. Но здоровье не позволяло. Ни проститься с шалью, ни блистать на балах, как она того заслуживала.

От его вопроса Анабель вздрогнула, и Рэймер убрал руку.

— Целитель был вчера. Сказал, все хорошо.