Заброшенная дорога

Секундин слушал терпеливо, но уже немного устало. Не поворачивая головы к Маркиану, он протянул ладонь. Маркиан подал папирус, а секретарь с другой стороны подсунул чернильницу, калам и дощечку-подпорку. Араб всё говорил, и толмач продолжал:

– Амр сын Убайда может доказать уликами, что они осквернили его домашнее капище, разбили его идола Аль-Илаха, избили его самого и надругались над его наложницами. Амр сын Убайда говорит, что трибун легиона не принял жалобу, и вся его надежда только на тебя, славный дукс…

С подписанными документами Маркиан стал пробираться к командиру охраны Беримунду.

– Не дам ни оруженосца, ни коня, – буркнул тот, не дожидаясь просьбы. – У нас через два дня переход в Фивы, самим нужно.

– А нам на своём горбу таскать и щиты, и копья? – полушёпотом возмутился Маркиан.

– На кой вам щиты и копья? Вы идёте в разведку, а не драться в строю. Езжайте налегке, не нужен вам никто. Всё, иди, – Беримунд мотнул головой, отмахиваясь как от мухи.

– А командир-то нам завидует, – сказал Маркиан Фригериду, когда выбрался из толпы свитских. – Придётся ехать одним и налегке… А ты чего спрятался? – (Действительно, герул не стал подходить к Секундину и Беримунду, а скромно стоял за спинами). – Уж не ты ли отличился в доме того араба?

– Нет, конечно. Но мало ли что ему в голову взбредёт? – Фригерид горделиво пригладил длинные усы. – Облик-то у меня скифский!

Приятели спустились с трибунала и направились к воротам, что выводили на главную улицу лагеря.

– А знаешь? Я теперь тоже думаю – мне повезло, – сказал Маркиан. – Наконец-то поручили настоящее задание! Я уже месяц в Египте, а не делаю вообще ничего! Секундин меня держит просто для престижа: императорский гвардеец в свите! Один раз послал поздравить с днём рождения александрийского префекта – вот и вся служба. А меня зачем сюда направили из Константинополя? Чтобы я набирался воинского опыта, готовился стать командиром…

– Тебя выперли из Константинополя, чтобы освободить место в дворцовой страже для какого-нибудь сенаторского сынка.

Маркиан хмыкнул.

– Что бы ты в этом понимал. Я сам сенаторский сынок. У меня отец был наместником Верхней Мёзии.

– Правда? А мой грабил Верхнюю Мёзию.

– Так наши отцы могли быть знакомы! – обрадовался Маркиан. Они зашли в свою казарму, оставили в оружейной щиты и копья, взяли шлемы и кожаные сумки со сложенными панцирями. – Ладно, что теперь? В конюшню за лошадьми?

– Пока не нужны. Нам до Максимианополя всё равно плыть по Нилу. А там почтовых возьмём.

– Значит, идём на пристань и нанимаем барку? – Они вышли из казармы и направились по главной улице к преторианским воротам.

– Не торопись, брат. Куда так рвёшься? Подумай, у нас месяц не будет ни бабы, ни глотка вина. Пойдём оттянемся напоследок!

– Месяц? – удивился Маркиан. – Погоди, я смотрел дорожник. До Максимианополя спускаться по Нилу полдня, до каменоломен Клавдия пять переходов. Туда-обратно уложимся самое большее в две недели…

– И вернёмся в разгар налоговой кампании? Нет уж, брат. Может, насчёт месяца я загнул, но спешить не будем. Тем более что срока нам не поставили. Пошли к Евмолпу! Заодно познакомлю с Аретроей, помнишь, я рассказывал?

– Ты всё про свою эфиопку?

– Не разочаруешься, брат, клянусь. – Лицо Фригерида расплылось в мечтательной улыбке.

Они вышли из преторианских ворот на главную улицу Коптоса, что вела от ворот Калигулы к пристани на Большом канале. Улица была широкая, по-римски обстроенная портиками для тени, но по-египетски немощёная и пыльная. Солнце уже сильно припекало. Шли утренние – от рассвета до сиесты – часы оживления городской жизни, но из-за несчастливого дня эпагомен прохожих было меньше обычного. Тянулся караван ослов с дровами для бань, сабейские купцы в чёрно-белых полосатых хламидах шествовали в церемониальной процессии с пением гимна.

Фригерид и Маркиан повернули на север, к великому храму Мина и Исиды. Ворота с циклопическими пилонами из розового песчаника выходили на главную улицу, как и ворота меньших храмов Осириса и Геба, расположенных южнее. Все храмы были давно закрыты и заброшены, и мало-помалу растаскивались на камни для новых построек, но башни пилонов ещё высились над городом во всём величии.

– Может, по кубку пива для разгона? – Маркиан кивнул на вывеску с изображением Ра, наливающего пиво Сехмет.

– Не люблю египетское, но давай, – согласился Фригерид. – Бывают чудеса, иногда попадается и приличное.

В душной полутёмной пивной без столов и стульев не было посетителей. Воины устроились за стойкой. Неторопливая пожилая египтянка подала миску варёной капусты, по глиняному кубку с густой жёлтой мутью, и по соломинке. Фригерид через соломинку втянул в себя немного жижи. Скривился:

– Никаких чудес. Медвежья моча!

Маркиан тоже глотнул, изучающе посмаковал.

– Нет, не медвежья, – сделал он вывод. – Я бы сказал, скорее гиппопотамья. Здесь нет медведей, брат. Это же не Германия.

Фригерид глянул на него пристальнее и нахмурился.

– Намекаешь, что германское пиво – медвежья моча?