– Эй! – послышался гневный женский голос. – Вы что творите рядом с моим домом? Убивайте людей в другом месте, ради всех богов!
Фригерид поднял голову. Лицо расплылось в улыбке.
– Аретроя!
В проёме калитки садовой стены стояла девушка-эфиопка в коротком голубом хитоне, цветом кожи не чёрная, а вроде сегодняшних нубийцев – тёмного орехово-бронзового оттенка. Большие чёрные глаза сверкали гневом, но страха перед вооружёнными мужчинами в них не было. Смоляно блестящие волосы были по-гречески стянуты в узел. Медальон в виде диска, обрамлённого коровьими рогами, поблескивал тускло-золотистой бронзой между грудями в откровенном вырезе хитона. Аретроя скользнула взглядом по Фригериду, оценивающе смерила Маркиана, и гнев в её глазах сменился заинтересованностью.
– Девочка, мы никого не убиваем. – Маркиан встал с корточек и одёрнул пояс. – Просто немного допрашиваем. Мы бы занялись этим в другом месте – но так уж вышло, что мой друг Фригерид вёл меня именно к тебе.
– Твой друг остался мне должен двадцать четыре драхмы. – Эфиопка посторонилась и приглашающе указала на калитку. – Заходите, раз ко мне. И этого беднягу затаскивайте. Не надо мне нового скандала на весь город.
– А ну пошёл! – Фригерид поднял долговязого за шиворот и, согнутого в поясе, потащил к калитке.
Капая кровью из носа в пыль, манихей безропотно потащился за мучителем, но когда чуть не уткнулся лицом в декольте Аретрои, задрожал и дёрнулся назад.
– Нет! – пискнул он. – Лучше убейте! Не пойду в срамное блудилище!
– А-а, вот чем можно тебя сломать! – обрадовался Маркиан.
– Сломаем, не сомневайся… Вперёд! – Фригерид впихнул долговязого в калитку.
Маленький садик в густой тени финиковых пальм с трёх сторон окружали саманные стены. Двухэтажный дом из щербатого ракушечника выходил в сад двухколонным портиком, а сверху нависала галерея с плетёной решёткой из тамариска. Садик украшали терракотовые вазоны с цветущими в воде лотосами и статуэтки Приапа с венками на исполинских членах. Посреди были квадратом расстелены во много слоёв соломенные циновки, валялись подушки. Всё звало к неге и отдохновению, тем более что и солнце поднималось к зениту, знаменуя начало сиесты.
– Прекраснейшая Аретроя, прости за такое необычное вторжение, – сказал Маркиан, расстегивая фибулу плаща. – Сейчас мы узнаем, кто этот человек, выставим его прочь и предадимся более приятным занятиям. И чтобы нам побыстрее покончить с этим… – Он повесил плащ на фаллос Приапа и расстегнул на поясе бронзовую пряжку в форме львиной головы. – … Я попрошу тебя об одной дополнительной услуге.
– En to prokto deka drachmai epiphora, – деловито сказала Аретроя.
– Я о другом, хотя предложение интересное. – Туда же, куда и плащ, Маркиан повесил воинский пояс с мечом и кинжалом в ножнах, подвесными кошельками и сумочками. – Помоги развязать язык этому парню. Он манихей и, кажется, дал обет воздержания. Если ты…
– Я поняла. – Эфиопка сочувственно глядела на манихея, припёртого Фригеридом к мохнатому стволу пальмы, а тот изо всех сил жмурился, лишь бы её не видеть. – Двадцать драхм за это, красавчик.
– Давай, Аретроя, покажи мастерство! – Фригерид отпустил манихея, но тот вжался в пальму и замер.
– Пойдём со мной, мальчик! – нежно позвала Аретроя. – Пойдём в дом! Да не бойся, не буду я тебя соблазнять! Пальцем не трону! Просто хочу, чтобы ты умыл лицо. Страшно смотреть на эту кровь…
С зажмуренными глазами, бормоча под нос: «Дево Света, молю, от скверны плотския оборони мя», манихей позволил Аретрое увести себя в дом. Как только они скрылись, Фригерид толкнул Маркиана в бок и спросил:
– И как она тебе?
– Хороша эфиопочка, – признал гвардеец. – И даже лицом хороша. И явно уровень повыше, чем у тех дешёвых шлюх… Хотел бы я видеть, как она развяжет язык этому бедняге…
– Как, как, – передразнил Фригерид, тоже снимая плащ. – Развяжет пояс, а там и язык развяжется. Она дело знает, скоро сам увидишь… Тянем жребий, кто первый?
– Да погоди с этим. Как-то неприятно поворачивается дело, брат. Кто-то пустил за нами слежку. Кого-то очень интересует, куда мы поедем и что будем делать.
– Думаешь, те маги из крепости?
– Или монахи, но это вряд ли. Или даже кто-то из наших. В любом случае мы вляпались в какую-то запутанную историю.
– Я бы сейчас выпил, – признался Фригерид.
– Я бы тоже. – Маркиан громко похлопал в ладоши, но никто не появился. – У неё что, нет ни одного раба?
– Есть, есть рабыня, – сказала Аретроя, выходя в сад. Вид у неё был мрачный. – Только я отправила её погулять.
– Какая ты снисходительная хозяйка, – заметил Маркиан. – Это твой покровитель-таможенник приставил её к тебе? Следить, чтобы не принимала других мужчин?
– В точку. Умница. – Аретроя села на циновку, скрестив ноги. – Но Никанор слишком скуп. Порядочной женщине на одно его содержание не прожить. И слишком глуп: приставил дешёвую рабыню, которую я перекупила за драхму с каждого гостя.
– Ладно, оставим интересные истории на потом, – сказал Маркиан. – Как насчёт нашего манихея?
– И как насчёт выпивки? – спросил Фригерид.