Заброшенная дорога

– Я стал выполнять его поручения. Сначала только за деньги. Потом он принял меня в ученики. Когда Онуфрий, каллиграф, ушёл к монахам, Ливаний велел следить за ним и за этими монахами. Сегодня утром я был в лагере легиона и слышал, как дукс приказал вам найти крепость. И я решил, что теперь будет правильнее следить за вами, а не за Онуфрием.

– Ты согласовал это с Ливанием? – спросил Маркиан.

– Нет. Ливания нет в городе. Я не знаю, где он. Скорее всего, в Александрии.

– Что ты знаешь про заброшенную крепость? – вступил Фригерид.

– Это место сбора всех софиополитов. Я не знаю точно, где она находится, и когда будет сбор. Я пока ученик, не посвящённый даже в первые мистерии.

– Софио… кого? – переспросил Фригерид.

– Мир скоро погибнет, – без выражения сказал Севастий. – Так учил апостол Мани, так учили Гермес Трижды Величайший, Зороастр и Христос. А те великие посвящённые мудрецы, которым служит Ливаний, высчитали точные сроки. Старый Рим падёт на наших глазах. Но поднимется Софиополь, город мудрости. Он выстоит в буре, сохранит лучшее и лучших от нашего мира… И станет Римом будущих веков.

– Однако, пахнет заговором против римского народа, – пробормотал Маркиан. – Дело скверное. Эти мудрецы – манихеи?

– Среди них есть сыны Света, но есть и язычники, и иудеи, и даже ваши, называющие себя христианами. Неважно, кто какого бога почитает – так говорил Ливаний, ибо есть некая сила выше богов.

Аретроя смотрела испуганно, но Маркиан не был особенно впечатлён.

– Ты знаешь других софиополитов, кроме Ливания? – продолжал он. – Знаешь, сколько их в той крепости? Вооружены ли?

Манихей лишь молча помотал головой. Он был мрачнее прежнего и, похоже, раскаивался в своих признаниях.

– М-мальчики! – Аретроя после нескольких кубков уже слегка заплеталась языком. – Знайте, я ничего этого не слышала. Ничего-ничего-ничего. Была пьяна. Провалы в памяти. Так и запишите. Официальный протокол. Может, уже отпустим бедного маленького Севастия?

– Разве можно его отпускать? Он всё расскажет своему Ливанию. – Маркиан в сомнении поглядел на Аретрою. – У тебя есть какой-нибудь погреб?

– К-конечно, – удивлённо ответила эфиопка. Откинула угол циновки и показала круглый дощатый люк зерновой ямы. – Здесь пусто. Только не убивайте его, хорошо?

– Нет-нет. Подержим в погребе, пока мы у тебя. Потом отправим под арест, и он останется жить… Стой! Держи его!

Фригерид вскочил, рванулся вдогонку за манихеем и схватил за шиворот в шаге от калитки. Севастий завизжал. Маркиан откинул люк. Из ямы пахнуло затхлостью, залежалым зерном и средствами от мышей – кошачьим салом и газельим навозом.

– Пять монет с вас за помещение. – Аретроя налила себе ещё кубок.

– Ты очень жадная, – сказал Маркиан. – Впрочем, чего ещё ждать от гетеры? Ладно, по рукам, казна и не такое оплачивала. – Фригерид сбросил в яму орущего Севастия, а Маркиан захлопнул люк и завалил циновками. – Ну всё, теперь можно отдохнуть!

Крики Севастия из-под земли доносились глухо и невнятно. Аретроя приложилась к земле и крикнула сквозь циновки:

– Братец, ты свою клятву нарушил? Нарушил! Чего же ты хочешь от слабой женщины? – Выпрямилась и залпом выпила кубок. – Ну всё, забудем о неприятном! – С нехорошей улыбкой встала и развязала пояс. – Начнём веселье!

Мужчины засвистели, зааплодировали. Аретроя отшвырнула пояс и стянула через голову хитон.

4

В Риме день клонился к вечеру. Визиготское войско растеклось по всему Городу, но не распалось, не разложилось на толпы мародёров. Аларих держал дисциплину на высоте: каждый вождь со своей дружиной грабил строго отведённую ему часть города, и никто не смел нарушить неприкосновенность храмов святого Петра в Ватикане и святого Павла за стенами. Не трогали и дворцов на Палатине – то была собственная доля Алариха. Он занял Палатин, торжественно проехав со свитой через императорские форумы, и почтительно принял сдачу в плен Плацидии, сестры Гонория. Короля сопровождали шурин Атаульф и отставной марионеточный император Аттал.

Саллюстиевы сады всё ещё горели. В тех кварталах, докуда не добрались визиготы, бесчинствовали местные бандиты и мятежные рабы. Беженцы валили из всех ворот обречённого Города. К вечеру первые добрались до порта Остии. Те, кому удалось вынести деньги, покупали по безумным ценам места на кораблях; остальные продавали себя или своих детей в рабство, лишь бы покинуть Италию.

Плацидия успела отправить гонца к брату в Равенну. Гонец выбрался из Рима пешком, незамеченный в толпе беженцев. Он решил не ехать по Фламиниевой или Соляной дорогам, где в эту войну уже несколько раз прошлись готы, а сделать крюк в девяносто миль по Кассиевой дороге через Флоренцию. Здесь жизнь продолжалась, и государственная почта всё ещё работала. На первой почтовой станции Бакканы подорожная с печатью Плацидии возымела действие: гонцу выдали казённого коня. К закату он доскакал до Форума Кассия, сменил коня и двинулся дальше, не собираясь останавливаться на ночлег.