Заброшенная могила

Елена Михайловна Зотова была похожа на своего шефа в одном: она патологически ненавидела стариков. Но если у Хвостова это было необъяснимо, то в ее случае ненависть базировалась на конкретной основе. Родители ее мужа, рано умершего Кирилла Венедиктовича Зотова, подававшего большие надежды ученого-физика, превратили ее молодые годы в сущий кошмар. А потом на всю Москву растрезвонили о том, что их любимое чадо уморила его проклятая женушка — ни больше ни меньше. Дело в том, что Кирилл был у них поздним ребенком, появившимся тогда, когда они уже и надежду потеряли обрести наследника. Как известно, над такими детьми трясутся так, словно они сотканы из солнечных лучей. Елену же они считали страшной грозовой тучей на горизонте их сына. И относились соответственно.

Скорее всего, они вели бы себя так и по отношению к любой другой девушке, избраннице их сына, но Елена обладала непростым характером и за словом в карман никогда не лезла, заслужив среди школьников прозвище Кобра.

Кирилл, который всегда защищал ее, сгорел за несколько месяцев от поздно обнаруженного рака желудка, пустившего метастазы во все жизненно важные органы. Операция помочь не могла. Проводив Кирилла в последний путь, Елена вынуждена была жить под одной крышей со стариками, в их огромной профессорской квартире. Своего жилья уроженка Тамбова не имела…

После очередного скандала, произошедшего утром, Елена Михайловна пришла на уроки, что называется, на взводе и так стукнула по голове расшалившегося ученика хрестоматией по русской литературе, что у того пошла носом кровь. Из школы пришлось уйти с «волчьим билетом», и только через месяц бывшему педагогу помогли устроиться в страховую компанию простым агентом. Вот тут-то она и проявила свои таланты. С полгода присматривавшийся к ней Хвостов понял, что Зотова — незаменимый сотрудник, способный раскрутить на страховку даже телеграфный столб, и стал потихоньку вводить ее в курс дела. Он не удивился, когда встретил с ее стороны полное понимание; через год в страховой компании «Щит» Зотова стала правой рукой Даниила Хвостова.

* * *

— Вам изложили условия? — спросил Хвостов невысокого полного лысоватого мужчину, сидевшего напротив него в офисе страховой компании «Щит».

Мужчина согласно кивнул.

— Я согласен. Елена Михайловна все подробно объяснила. Только… время не терпит.

— Проблемы?

— К сожалению. Можно ли… ускорить процесс? Моя почти покойная теща…

Даниил поднял голову и в упор посмотрел на клиента.

— Можно-то можно… Вы хотите убрать из последней фразы слово «почти»?

— Я этого не говорил…

— Но подразумевали. И в таком случае процент, положенный вам, будет… несколько меньшим.

— Сколько?

— Четверть от суммы страховки.

Клиент что-то прикинул.

— У меня нет выбора, — сказал он. — Этот остолоп… Я имею в виду сына… Не с теми связался…

— На счетчик, что ли, поставили? — понимающе усмехнулся Даниил.

Клиент только тяжело вздохнул.

— Четверть так четверть. Только сразу и наличными.

— Договорились, — Хвостов пододвинул клиенту бумаги, которые тот подписал, почти не читая.

На следующий день в комнату старушки вошла симпатичная женщина в белом халате и сделала укол. А еще через два дня ее тело было кремировано в Митинском крематории.

* * *

Получилось так, что у Дорогина целый месяц не было свободной минуты для того, чтобы заняться розыском мерзавцев, убивших Кана Савинского и осквернивших его могилу. Навалилось столько дел, что даже Тамару и свою приемную дочь Веру он видел лишь урывками. Неделю Дорогин провел за границей, в Германии, куда вели следы сбежавшего мужа одной очень состоятельной дамы, еще неделю — в Челябинске, куда его срочно вызвал Фортунатов по делу об убийстве его партнера по бизнесу. Оба дела Дорогин завершил успешно и в двадцатых числах июня, наконец, вплотную занялся пресловутыми цыганами. На понедельник, 23 июня, он назначил совещание, на которое позвал всех, кто участвовал в раскрытии преступления.

А 22 июня, когда исполнилось сорок дней с момента убийства Кана Савинского, на его могиле снова прогремел взрыв. На этот раз без жертв не обошлось. В трех метрах от воронки обнаружили тело кладбищенского рабочего Зенона Лебяжина. Его буквально нанизало на острые, в виде копий, прутья ограды, в которой был захоронен некий полковник Борисоглебский.

Дорогина снова подняли с постели — в воскресенье он позволял себе поспать подольше, все это знали, и ранние звонки могли означать только что-то из ряда вон выходящее. Первым о взрыве сообщил Савелий, который находился неподалеку и уцелел буквально чудом. А затем звонки посыпались один за другим.

Сергей даже не стал бриться и пить кофе, сразу оделся и сел за руль. Он был в ярости: это какими же надо быть нелюдями, чтобы и на том свете не оставлять человека в покое! «Ну, на этот раз им не уйти, — решил Дорогин, отвечая на телефонные звонки и раздавая поручения своим людям. — Скоты, какие скоты! Нет, надо браться за них основательно».