Заброшенная могила

— А тебе что за дело? Там твои родственники не лежат. Остальное — до задницы. Ну, ладно. Поскольку ты теперь от дяди Гриши дело перенял, скажи, как тебе понравился тот новый афганец, с которым мы по «зубному порошку» работаем?

Зубным порошком между собой цыгане-наркодельцы называли героин.

Василий закурил и откинулся в кожаном кресле.

— Совсем мне этот Фарид не нравится, — сказал он, выпуская дым через ноздри. — Сладенький он какой-то, как повидло. Те люди, с которыми мы раньше работали, настоящими мужчинами были. Жаль, что их америкосы замели. А этот… Ну, да что говорить, поставки идут регулярно, жаловаться не приходится. Только вот порошок качеством похуже.

— А тебе какое дело до качества? Не тебе колоться…

— И то правда, отец. Только вот платить можно поменьше.

— Понятно. С Фаридом я сам переговорю, по спутнику. Он вроде у нас где-то учился, так что по-русски понимает.

— В Минске он учился, на химическом факультете. А кого ты пошлешь фугас закладывать? — неожиданно спросил Василий.

— Пошлю Пашу и Сашу. Начали — пусть и закончат. Следующий взрыв на годовщину смерти Григория устроим, а потом — на годовщину смерти Савинского. Не будет ему покоя.

— Стоит ли, отец? — покачал головой Забарский-младший. — Так и влететь недолго. Менты ведь не дураки, поймут, что к чему, охрану выставят…

— А пусть себе выставляют. На этом кладбище наш человек работает, предупредит, если что. Все, проехали. Как Зойка твоя? Не много ты ей воли даешь?

— Ей попробуй не дай. Огонь баба, ты же знаешь, — Василий довольно осклабился. — Да не волнуйся, она пределов дозволенного не переходит. Почти… А что я ей на тачке позволяю кататься, так ничего страшного в этом не вижу. Не в таборе, поди, живем.

— Эк сказанул… Ты табор-то хоть когда-нибудь видел настоящий? Не видел. А говоришь… В иных таборах женщины такую власть имели, что даже мне не снилась. Это мы тут, в городах, свои порядки завели. Впрочем, я такой цыганки не знаю, чтобы потребовала от мужа машину и за руль села. Русская, она и есть русская. Внука мне скоро подарите? — без малейшего перехода спросил барон.

Василий смутился.

— Ну, отец, мы же молодые еще. Вся жизнь впереди…

— Наша жизнь — как детская распашонка: коротка и запачкана, — хмыкнул Герасим. — Не успеешь оглянуться, как старым станешь. А то и посадить могут. Или того хуже — как Григория…

— Ну, что ты так мрачно!

— Поспешите, вот что. Каждый должен после себя не только кучу денег оставить, но и тех, кому он должен их передать. Не чужим же отдавать или не в землю зарывать, правда?

— У тебя-то, по крайней мере, есть кому наследство оставить…

— Надо, чтобы и у тебя было. Что-то предчувствие у меня нехорошее. Уже несколько дней какой-то запах странный чувствую. Неприятный запах… Ну, да ладно. Позови-ка Сашу с Пашей, проинструктирую их как и что.

Саша и Паша Жученко были родными братьями. Они родились с разницей в год, но были так похожи, что многие считали их близнецами. Старшему, Саше, исполнилось девятнадцать, и за эти небольшие годы он успел прослыть в кругах подмосковных цыган человеком без малейших намеков на наличие моральных устоев. Недалеко отстал от него и младший брат.

Единственным человеком, которого братья уважали и слушались беспрекословно, был барон — Герасим Забарский. Он, собственно, и воспитал братьев, рано оставшихся без отца, убитого в какой-то драке.

Герасим был человеком дальновидным и понимал, что специальные поручения типа устранения конкурентов и тех, кто мешает жить, можно давать только лично преданным людям. Он и вырастил себе таких — полных отморозков, которым было плевать на всех, кроме хозяина.

Первое дело Герасим доверил братьям четыре года назад. Пятнадцатилетний Саша должен был тихонько «пришить» мелкого торговца наркотиками, у которого оказался слишком длинный язык. Паше поручено было прикрывать брата. С поручением они справились «на отлично», устроив так, что трупа убитого никто никогда и не нашел бы. Его похоронили в уже готовой могиле на одном из подмосковных кладбищ, засыпали землей, а назавтра поверх трупа поставили гроб очередного «официального» покойника.

Убийство Кана Савинского было для них задачкой для первоклассника. Выяснив, когда он выходит из дому, а также то, что профессора Савинского никто не охраняет, братья без пяти семь утра въехали в его двор на неприметной «Ладе», несколько минут подождали, и, когда профессор вышел из подъезда и направился к своей машине, Паша с трех метров выпустил в него несколько пуль из пистолета с глушителем. После этого они не спеша уехали, уверенные, что никто ничего не заметил.

У братьев даже не возникло вопроса о том, почему нужно убрать этого человека. Герасим не посвящал их в свои дела, ограничиваясь простыми приказами: надо убить того-то, потому что он мешает. И все. Коротко и ясно.

Когда Герасим велел братьям Жученко заложить заряд в могилу убитого ими профессора, Саша впервые за последние годы высказал по этому поводу мысль, не касающуюся технических деталей исполнения приказа. Выйдя от Забарского, он сказал Паше:

— Видно, крепко насолил этот мужик хозяину…