Заброшенное метро

Долго бежать за Максом не пришлось. Выйдя в зал, мы увидели его, стоящего к нам спиной. Кажется, он обращался к кому-то впереди. Затаив дыхание мы подошли ближе. В тусклом свете его телефона я заметил знакомую фигуру. Сердце вновь бешено заколотилось.

– Не бойся, я не причиню тебе вреда, слышишь? – произнёс Макс, сделав шаг навстречу ей. Девочка не ответила.

– Макс, остановись, не надо! – шёпотом взывал к его рассудку Серёга. А ведь недавно на месте Серёги был я, уговаривая его самого заткнуться.

Не обращая внимания на нас, Макс скинул рюкзак и присел на корточки.

– Ты, наверное, голодна, да? У меня для тебя кое-что есть, смотри, – он достал из рюкзака яблоко и протянул его девочке. – На, будешь?

Она даже не взглянула на яблоко, продолжая рассматривать самого Макса. Тот не сдавался:

– Я хочу помочь тебе. Как тебя зовут?

Девочка открыла рот, и я приготовился снова услышать этот змеиный голос.

– Ммооолоохх.

Что? Что она сказала? Я вопросительно посмотрел на Серёгу, но тот повёл плечами.

– Я имел в виду, какое у тебя имя? – Макс, видимо, тоже не понял.

Девочка протяжно повторила:

– Мммоооллоохх.

Чушь какая-то. Макс убрал яблоко в карман и сделал ещё одну попытку установить контакт, заговорив медленно, чётко выговаривая каждое слово:

– Ладно. Я хочу помочь тебе вернуться домой. До-мой. Ты знаешь где здесь выход? Сможешь показать?

Девочка молчала какое-то время, а потом вскинула голову и расхохоталась во всю глотку. Её клокочущий гогот не имел ничего общего с детским смехом. Он пробирал всё тело до мозга костей, острыми иголками вонзаясь в каждую клетку. Макс, наконец, испугался. Он вздрогнул и попятился на карачках в нашу сторону, пока не упёрся в мои ноги.

Я легонько пнул его в спину и сказал так, чтобы он меня услышал:

– Сейчас ты без резких движений встаёшь, и мы медленно идём к дежурке. Понял?

Он согласно закивал.

Не сводя глаз с девочки, я дождался, когда он поднимется. Мы сделали несколько шагов назад. И потом ещё несколько. Девочка всё ещё гоготала, стоя на своём месте. Вот так и продолжай стоять, пожалуйста. – подумал я, когда до прохода оставалось пару метров.

– Со мноой даавно ниикто не играаал.

От неожиданности мы остановились. Что?!

– Пооиграаете соо мноой?

В руках у неё откуда-то появился моток верёвки с ручками. Я пригляделся – скакалка. Да какого чёрта тебе надо! Пошла ты со своей скакалкой знаешь куда? – я собрался уже вслух пояснить куда, но Серёга с Максом вдруг, как по команде, молча направились к девочке.

– Э! Вы чего! – я чуть в осадок не выпал. – Куда? Стойте!!! Серёг!

Они, словно не слыша меня, подошли к девочке и, молча взявшись за концы скакалки, разошлись в стороны.

У меня отвисла челюсть. Какого хрена они делают!

– Реельсы, реельсыы… – затяжно начала девочка.

Парни стали медленно раскручивать скакалку. А девочка, соответственно, – прыгать.

– Шпаалы, Шпаалы…

Ребята наращивали обороты.

– Еехаал пооезд запоздаалый…

Я смотрел на это жуткое действо и, кажется, сходил с ума.

Девочка прыгала как-то неестественно. Наклонившись вперёд и почему-то на прямых ногах. Сейчас посыплется горох, вспоминая считалочку, подумал я. Но девочка внезапно закончила её на свой лад:

– Поолный мертвецов!

И хихикнула.

По моей спине будто стальной расчёской провели. Почему она так спела?! Каких ещё мертвецов?!

Дальше считалочка пошла по второму кругу, быстрее.

Обороты наращивались, как и скорость её пения. Третий круг, четвёртый. Слова постепенно превращались в почти неразличимую белиберду, словно кто-то двигал ползунок увеличения скорости на звуковой дорожке:

– Рлсы-лсы-шплы-плы-ал-о-зд-да-лы.

Из ступора меня вывели Серегины глаза, на которых я в какой-то момент остановил взгляд. Полные ужаса, смотрящие на меня с мольбой, пытающиеся мне что-то донести. И при этом он стоял и крутил скакалку со свойственной ему лёгкой улыбкой. Больше терпеть это было невозможно. Забыв о страхе, я подскочил к Максу и резко вырвал из его рук ручку скакалки:

– Ну всё, хватит!!!

Пластиковый шнур со свистом сильно хлестнул девочку по шее, отчего ту повело назад. Ребёнок попятился, хватаясь за горло, споткнулся о бетонный обломок и повалился на спину. Господи, что я наделал! Девочка захрипела и задёргалась в конвульсиях. Её выгибало под несовместимыми с жизнью углами, как если бы в её теле напрочь отсутствовали кости. Сквозь сдавившие горло пальцы сочилась какая-то густая, похожая на нефть, жидкость. Она билась в агонии, стуча по бетонному полу ногами, пока хрип не перешёл в булькающий кашель. Она перевернулась и встала на четвереньки. Выгнув спину она разевала пасть, кряхтя, пытаясь что-то выхаркнуть, словно подавившаяся гиена. В воздухе запахло гнилью. Я с трудом сдержал рвотный позыв. Девочка затихла в нелепой позе – на четвереньках, вывернув локти кверху. Какое-то время она продолжала беззвучно открывать рот, безуспешно пытаясь что-то сказать. По всей видимости, шнуром ей повредило голосовые связки. Она неуклюже поднялась на ноги, нашла меня и стрельнула полным лютой злобы взглядом. Из приоткрытой пасти на подбородок стекало что-то тёмное.