Лариса вышла. Николай с облегчением вздохнул, пересел за стол, снова раскрыл папку с бумагами отца. Сверху лежал желтый, стершийся на сгибах листок с еле различимым текстом, написанным коричневыми чернилами от руки.
По Уложенію о наказ, угол, и исправ. бродяга, называющій себя НЕПОМНЯЩИМЪ РОДСТВА или же подъ инымъ каким-либо предлогомъ упорно отказывающійся объявить о своемъ состояній или званій и постоянномъ мѣстѣ жительства или давшій при допросѣ ложное показаніе, присуждается къ отдачѣ въ исправительныя арестантскія отдЬленія на четыре года, послѣ чего, а равно и въ случай негодности къ работамъ въ арестантскихъ отделешяхъ, водворяется въ сибирскихъ или другихъ отдаленныхъ губершяхъ, по усмотрѣшю министерства внутреннихъ дѣлъ. Женщины отдаются въ тюрьму на тотъ же срокъ, а потомъ отправляются на водвореніе въ Сибирь. Сверхъ этого наказанія, за ложное показаніе о своемъ состояній, званій и мѣстѣ жительства бродяги подвергаются еще наказанію розгами от 30–40 ударовъ…»
Круто! Значит, наказывали за то, что человек пытался забыть содеянное им зло, наказывали за беспамятство! Помнить надо все — и добро, и зло! И помнить, и держать ответ!
Странная мысль пришла на ум: вся эта грандиозная пирамида из предков, уходящая своим разросшимся и переплетенным основанием во тьму времени, сотворена природой лишь для того, чтобы вознести его, Николая, на свою вершину. Вот смысл гигантской работы генов, сумма прожитых жизней, плод тяжких трудов, испытаний, лишений, страданий… Сегодня он! А через сто лет — кто?
Николай перелистал несколько листочков с размытым невнятным текстом, расправил бумагу, исписанную каллиграфическим почерком: