Забудь мое имя

У подножия лестницы я сворачиваю на туристическую тропку и устремляюсь к грохочущим водам. От брызг воздух утратил прозрачность. А моя одежда намокла. Но это неважно. Многие люди приезжают сюда по окончании сезона дождей – чтобы окунуться в Кумарадхару. Ниже по течению она сливается с другой рекой, и их воды считаются священными.

Я осторожно ступаю по большим валунам – они мокрые, скользкие и покрыты водорослями. Но мне уже недолго идти. Еще немного, и я подойду к реке достаточно близко, чтобы сделать то, что мне нужно. Кто-то сверху окликает меня. Наверное, работник местного лесничества предупреждает об опасности. Но меня больше беспокоят пиявки.

Оглянувшись по сторонам, я снимаю маленький рюкзак, стараясь сохранить равновесие на скальном уступе. По дороге сюда наш джип проехал мимо череды сувенирных лавок. Я спросила в одной из них: где можно увидеть лотос – национальный цветок Индии? Продавец отвел меня к пруду за близстоящим индуистским храмом. И мне удалось сорвать один цветок – за бакшиш, естественно. Я положила пурпурный лотос в коробочку, которую специально захватила с собой, чтобы его уберечь. И вот сейчас я достаю этот цветок и держу перед собой. Символ красоты и чистоты. Флер…

Я ощутила себя совершенно опустошенной, когда полиция не смогла достать из озера ее тело. Но скоро они найдут его. И, если я не ошибаюсь, мне не придется ничего говорить Люку. Дело разрешится само собой. Люк убедил себя в том, что женщина по имени Фрейя Шмидт – его дочь. Я молю бога, чтобы так оно и было!

Мои собственные подозрения резко усилились в последние дни, после посещения монастыря. Недавние события в Берлине, похоже, дали импульс деблокаде моей памяти о прошлом. И теперь моя задача – воскресить все свои воспоминания о том, что произошло десять лет назад. Я работаю над этим с монахами. Эти воспоминания пока еще смутные, неоформившиеся. Но я уже уверена в том, что идея сделать татуировку в ту злополучную ночь, когда Тони отвез нас в свою студию, принадлежала Флер. Цветок был символом нашей любви друг к другу. Но Флер тогда произнесла и другие слова, стертые потом из моей памяти бензодиазепином Тони: лотос посвящался и ее матери. Я знаю, что она сбежала в Берлин, взбунтовавшись против своих родителей. Но я нисколько не сомневаюсь в том, что она их любила. Всегда!

А сейчас я верю, что мать Флер была бахаи.

Я закатываю рукав и смотрю на цветок – чтобы снова в этом увериться. И в который раз пересчитываю его лепестки. Их девять. Когда я в первый раз вернулась из Берлина, десять лет тому назад, моя мама, разглядев татуировку на моем запястье, спросила: почему у этого лотоса лишний лепесток? В буддизме, – пояснила она, – пурпурный лотос традиционно изображается с восемью лепестками. Они символизируют «благородный восьмеричный путь» к просветлению. Я не размышляла об этом до недавнего времени, пока Люк не сказал мне, что женщина, воспитавшая его дочь, исповедовала бахаизм. Для приверженцев этой религии большое значение имеет число 9. Это символ совершенства. Вот почему их храм в Дели, построенный в форме лотоса, имеет девять сторон.

Я понимаю – мне следовало поговорить с Люком, набраться мужества и поделиться с ним своими страхами. Ведь все, что он рассказал мне о своей дочери – той, которую разыскивает, – укрепило меня в мысли, что он ее не найдет. Никогда. Возможно, этим объясняется, почему мне с самого начала так понравился Люк – еще во время нашей встречи в деревенской больнице. Я тоже ощутила тогда какую-то странную связь между нами. Как будто бы знала его давно. Я скоро расскажу ему об этом.

Я оборачиваюсь, чтобы окинуть взглядом могучий водопад. И, вытянув руки, думаю о Флер, о том счастливом времени, что мы провели с нею вместе, о ее смехе, о ее танцах, о наших долгих прогулках вдоль реки Шпрее и о выпитом пильзенском пиве на острове Молодежи. Я не боюсь промокнуть. Наоборот, пускай мириады чистейших капель просочатся сквозь мой шальвар-камиз и очистят мою душу от всего зла, которым загрязнил нас в Берлине Тони. Пускай они смоют мои слезы! И тогда я подброшу лотос высоко над шумящим потоком и прослежу взглядом за тем, как он упадет в чистую пенистую воду и, кружась, понесется вместе с ней в Аравийское море, а оттуда – в Индийский океан!