Забулдыжная жизнь

Любуясь юной забавой, Лазарь Васильевич решил выписать из города прозрачный пеньюар, дабы чуть прикрытой наготою девка ублажала его сладострастный взгляд. В ожидании завтрака барин выглянул в раскрытое настежь окно. Возле сарая Фрол кормил с ладони Огонька. Молодой жеребец осторожно брал с руки угощение, всхрапывал и отгонял хвостом докучливых мух.

– Нынче в «Раздолье» махнем, Фрол. Надо Веребова навестить, наливки с ним откушать! Приготовь бричку к обеду.

Бескрайние  поля по  обе стороны дороги колыхались от налетавшего ветра. Барин утирал лицо и шею батистовым платком, превращая его в грязную тряпку с замысловатым вензелем в углу. Мысли о Глаше и воспоминания пикантных эпизодов будоражили разум. Куприянов представлял ее то в дорогом платье и шляпке с вуалью, то абсолютно голой и безотказной.

Вдалеке показалась пограничная будка. Помещик Веребов Николай Никанорович по завершении военной службы вернулся в родовое гнездо. Памятуя о боевых годах, он на подъездах к своей усадьбе выставил пограничные дозоры. Регулярно объезжал их верхом и справлялся: не было ли посягательств на его территорию.

Куприянов бросил ряженному в солдатскую форму крестьянину копейку и поторопил кучера:

– Ну-ка, Фролушка, прокати с ветерком!

Щелкнул хлыст. Подпрыгивая на ухабах, пролетка помчала барина к новым соблазнам, о которых он и не подозревал.

Коренастый, как дуб, Веребов с радостью встретил старинного приятеля. Сжал его в объятиях и с удовлетворением услышал, как у того хрустнули кости. Расцеловав гостя, он пригласил его в дом. На ходу обернулся и крикнул Фролу:

– Бричку в пруд загони. Не дело ей на солнцепеке рассыхаться. – Похлопывая Куприянова по плечу, спросил: – Ну, какой тебя наливочкой потчевать? Есть вишневая, рябиновая, яблочная…

Он бы долго еще перечислял арсенал винного погребка, но на крыльцо выбежал кутенок муругой масти.

– Найда, а ну-ка в дом!

Щенок завилял хвостом и подбежал ближе. Веребов взял его на руки. В знак благодарности тот лизнул хозяина в лицо.

– Породистая сука. Родословная лучше, чем у многих дворян!

При виде Найды душа Куприянова затрепетала. Такая игрушка дорогого стоила. Лазарь Васильевич представил сухую осень, багряную листву и псовую охоту. Он на вороном жеребце, а подле вьется борзая, ловит чувствительным носом ветер.

– Присаживайся, друг любезный! – Веребов прервал его грезы. – Ефросинья, подай-ка нам вишневочки!

На зов выплыла здоровенная баба с волосатой бородавкой на щеке и серебряным подносом в руках. Поставив угощение на стол, она неуклюже сделала книксен и удалилась. Что-то прикидывая в уме, Куприянов  пальцами барабанил по столу.

– Николай Никанорович, уступи животинку! Дюже приглянулась она мне! Ты себе другую купишь, лучше этой!

– Бог с тобой, Лазарь Васильевич, лучше некуда! Ты глянь на нее – экое чудо! Найда, шельма, а ну иди сюда!

– Я хорошо заплачу! – не унимался Куприянов.

     Пурпурный шар неторопливо катился вдоль горизонта. Увязая в щетине чернеющего леса, он уносил с собой дневной жар и дарил земле долгожданную прохладу. Пролетка, раскачиваясь на колдобинах, тащилась по дороге. Изрядно выпивший Лазарь Васильевич тискал щенка, целовал в лоб. Тот тыкался мокрым носом в грудь помещика и жмурил глаза.

Россыпь звезд покрыла небосклон, когда Куприянов ступил на порог дома. Барин опустил на пол собачку и с пьяной нежностью посмотрел на нее.

– Господи, прелесть какая! – Глаша присела, погладила кутенка. – У нас будет жить, Лазарь Васильевич?

– У нас! – Куприянов вздохнул: – Ты вот что, Глаша, собери-ка свои вещички, – Фрол тебя утром к Веребову отвезет!

     Солнечный луч ощупал крыши надворных построек. Осторожно вполз в окно спальни и расплылся по стене масляным пятном. Вставать не хотелось. Чтобы принять вертикальное положение, Куприянов приложил усилия. Он свесил с кровати опухшие ноги. «Откуда эта чертова одышка? Еще пальцем не пошевелил, а задыхаюсь, как старый мерин!» – барин почесал под мышкой.

– Прасковья, мать твою! Где я давеча халат скинул?

Прыщавая девица вбежала в комнату. Вытирая о передник руки, она огляделась и радостно воскликнула:

– Вот он, батюшка, на стуле пристроился!

– На стуле пристроился! – передразнил Куприянов. – Дура набитая! О, господи, ну чего ты стоишь, зенками хлопаешь? Накинь его на меня!

Халат скрыл под собой оплывшее тело. Завязав пояс, расшитый золотом, помещик расправил складки.

– Накрывай на стол, есть хочу!

За завтраком он ворчал, его раздражало все. Куприянов в сердцах бросил на стол нож и вилку.

– Это ж надо, какая бестолочь! Год в доме, а ничему не обучилась! Зря я Глашку на суку променял – бес попутал!