Забвение истории – одержимость историей

Роберт Вуд создал в Европе образ Пальмиры, этой автономной провинции позднеантичной средиземноморской культуры; Пальмиры – как грандиозного центра пересечения торговых путей с роскошными храмами, воротами городской стены, колоннадами. Своим литературным и иллюстрированным описанием экспедиции Вуд дал замечательный образец, руководствуясь которым последующие поколения восхищались руинами Пальмиры. Его любовь к греческой культуре, истории и искусству значительно повлияла на формирование европейской культурной памяти; его энтузиазм послужил важным импульсом для становления европейского культурного сознания, европейской идентичности и мирового эстетического канона.

Спустя столетие в различных европейских странах появилась концепция «культурное наследие». Институционализация исторической науки в немецких университетах привела к широкому распространению исторического сознания. В этом контексте возник профессиональный интерес к культурному наследию, который поддерживался как правительственными инициативами сверху, так и общественными движениями снизу. Концепция культурного наследия включала в себя наряду с ретрофикциями и мифологическими фантазиями также современное стремление к аутентичности при сохранении архитектурных сооружений. Вместе с историзмом развивался интерес к научно обоснованной истории и культуре собственной нации, что подразумевало внимание к национальному искусству, ландшафту, местным обычаям и фольклору. От восхищения греческой античностью и связанного с этим элитарного представления об эстетическом каноне в XVIII веке совершился переход к отечественным традициям в XIX веке. Формирование национальных государств пробудило интерес к собственной истории, поддержанный школами и музеями и получивший широкое распространение благодаря популярным романам, экскурсиям и оживленной коммуникации внутри местного сообщества.

Главным импульсом этого нового интереса к национальному культурному наследию послужила Французская революция. Под знаком модернизации Франция в результате ожесточенной борьбы освободилась от институтов монархии, церкви и аристократии, а вместе с этими институтами были ликвидированы и старые традиции. Устаревшее прошлое было отрезано, однако уничтожено не до конца. Оно оказалось спасенным в виде «истории» и отдано в ведение историков, археологов, музейных кураторов. Упраздненное прошлое сделалось тем самым предметом научного и общественного интереса. Но концепция культурного наследия не только обслуживала национальные интересы и маркировала национальные различия – она создала общеевропейскую рамочную структуру с универсалистскими правилами и инициативами, что привело в ХХ веке и созданию глобального проекта ЮНЕСКО.

Универсальное осознание культурного наследия с особой наглядностью воплотилось в новом понятии «вандализм», о котором впервые заговорил аббат Анри Грегуар в годы Французской революции. Это понятие отражало новую историческую чуткость, осуждая как тяжкое преступление любое насилие по отношению к памятникам культуры. Отныне действовали твердые представления о том, что «нации обладают собственным культурным наследием» и что «сохранение этого наследия является признаком цивилизованного правления»[86]. Национальное наследие предстает в этом свете как часть общемирового наследия, как достояние, ценность и обязательство всего человечества. Почитание прошлого стало новой универсальной религией, на которую возлагалась надежда, что она будет «способствовать миру и взаимопониманию между народами»[87].

«Только варвары и рабы, – писал Грегуар, – ненавидят науку и разрушают памятники культуры. Свободные люди любят и берегут их»[88]. Вандализм стал считаться серьезным нарушением международно признанного принципа уважительного отношения к культурному наследию. Уже в 1800 году преднамеренное уничтожение памятников культуры осуждалось как «преступление против человечности» и «разрыв с сообществом культурных народов»[89].

Две мировые войны показали, насколько трудно обуздать гуманным законодательством человеческую агрессию. Но мы видели также, что за каждым новым актом бесчеловечности следовал ответ в виде дальнейшего развития законодательства, системы ценностей и новых стандартов[90]. Концепция культурного наследия не только основывалась на ценностях и эмоциях, но и опиралась на международное право. Наряду с Женевской конвенцией, защищающей гражданское население в ходе военных действий, появилась Гаагская конвенция о защите культурных ценностей во время войны.