Читаем Забвению не подлежит полностью

Конвоирование: «…Я лично конвоировал к месту расстрела четыре раза. Первая группа — около 500 мужчин среднего возраста. Когда их вывели из района казарм, начальник конвоя чиновник охранки Андзюлис[11] скомандовал: „Ложись!“ и тут же — „Встать!“. Эти чередующиеся одна за другой команды следовали на всем пути, пока люди, совершенно обессиленные, еле-еле передвигали ноги…»

Раздевание: «…Когда эту партию людей пригнали к месту расстрела, им приказали лечь наземь. Немецкие солдаты и мы, их пособники, начали обыскивать обреченных на смерть. Некоторые обнаруженные вещи тут же присваивались, а часть укладывалась в специально приготовленные деревянные ящики. Я взял себе часы, которые нашел в кармане у одного из лежавших на земле. Закончив обыск, мы заставили всех раздеться догола и погнали их ко рвам…»

Расстрел: «…Тот, кто отказывался прыгать в ров, подвергался жестоким побоям. Людей били палками, прикладами винтовок и силой сбрасывали вниз. Когда все, кого надо было расстрелять, оказались во рву, им велели лечь лицом на землю. Гитлеровцы из автоматов и мы, „белоповязочники“, из винтовок, стоя у края рва, сверху стреляли в лежавших людей…»

Засыпка: «…После окончания стрельбы находившиеся на другой стороне рва люди, согнанные сюда в принудительном порядке, засыпали трупы слоем земли и извести. Этот слой был настолько тонким, что я видел торчавшие из-под земли конечности убитых».

2, 3 и 4-я группы: «…Когда с первой было покончено, меня и других „белоповязочников“ на грузовой автомашине доставили в Паюосте за второй партией. Она также состояла из 500 человек — в основном подростков, девушек и женщин. Их также обыскивали, раздевали, били, заталкивали в ров, заставляли лечь на трупы уже убитых людей, после чего расстреливали.

В третьей группе было 400–500 человек разного возраста — дети, старики, женщины. Многие женщины несли на руках младенцев. Раздевали всех, в том числе и детей. Во всех случаях одежда оставалась там, где обреченные раздевались. Люди кричали, женщины и дети рыдали, а мы их били прикладами, кулаками, сапогами…

…Такая же участь постигла и четвертую группу…»

В нашей дивизионной газете «Тевине шаукя» своими воспоминаниями поделился и бывший узник гитлеровского лагеря смерти Майданека литовский парень, красноармеец Винцас Баранаускас. Он провел в этом аду 14 кошмарных месяцев и чудом уцелел. Публикация так и озаглавлена: «Что я видел в лагере смерти». Первая часть его повествования «Из ямы смерти» о том, как в начале войны его, комсомольца, схватили «белоповязочники» в Аловской волости и упрятали в Алитусскую тюрьму, а затем в составе колонны из 1500 человек повели на расстрел.

«…Становимся по четверо в ряд. Здесь одни только лица мужского пола, в том числе 9—10-летние мальчики и седые старики. Нас ведут в лес, как нам объяснили гестаповцы, копать рвы. Но зачем же ведут детишек да стариков, еле волочащих ноги?

Нет, рыть рвы нам не придется — они уже вырыты глубиной 3–4 метра. Нас вызывают по фамилии, приказывают встать на колени на дне рва. Я вызван одним из первых и нахожусь у самого края рва.

Палачи с автоматами подходят очень близко, опускают дула вниз в яму. Закрываю глаза. Сердце вроде перестало биться, только в голове страшно гудит, как будто кто-то ударяет по ней молотком.

Раздается команда: „По указанным целям, огонь!“

Оглушительный грохот выстрелов. Огоны, крики. Один мальчик встает:

„Я ничего не сделал, отпустите!“

Выстрел из пистолета. Мальчик падает наземь.

Я еще жив! Ни одна пуля меня не задела. На нас ложится второй ряд людей. Опять та же страшная команда, и опять трещат винтовки, автоматы. Я залит кровью. Неужто ранен? Сколько еще будет продолжаться этот кошмар? Задыхаюсь от недостатка воздуха и тошнотворного запаха крови. В ушах страшный звон…

Наконец все затихло. Я должен отсюда выбраться. Не знаю, откуда у меня взялось столько сил. Выползаю из-под груды трупов… Переплываю через Неман. Я дома…»

Этот рассказ Баранаускаса, как и показания палача Юзенаса, рисуют одну и ту же «кухню» массовой бойни людей. Удивительно последовательны гитлеровцы в своих палаческих методах!

Во фронтовых условиях следственные органы не могли выявить все эпизоды совершенных Б. Юзенасом преступлений. Например, в сборнике «Массовые убийства в Литве» (на лит. яз. Вильнюс, 1973, ч. 2, с. 196) опубликован документ, из которого явствует, что Юзенас 12 августа 1941 г. расстрелял арестованного им жителя деревни Толюнай Пушалотской волости Алексаса Пранку.

На основании собранных в ходе предварительного следствия и судебного разбирательства доказательств военный трибунал 2-й гвардейской армии приговорил военного преступника Б. Юзенаса к высшей мере наказания — расстрелу.


ЗА ДУБИСОЙ — ЖЯМАЙТИЯ!

Успех операции. Отряд Мотеки в прорыве. В Клайпедском крае. Герои-артиллеристы. Юозас Дранджелаускас. Краснознаменная! В Латвию.


Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное