Забыть Миссанрею

Дверца распахнулась. Машина круто заложила вираж, и от толчка Ренна буквально вышвырнуло на обочину. Упал он неловко, ударившись локтем и бедром, взвыл от боли, перекатываясь по асфальту, и успел вскочить за миг до того, как машина на бреющем низком полете прошлась юзом, чудом не зацепив его крылом.

Габаритные огни «кьюни» растаяли в ночном небе. Кто-то из поздних прохожих рассмеялся, глядя на него. Кто-то что-то выкрикнул. Не отвечая, Ренн пошел прочь.

Ему лишь чудом удалось выбраться на одну из центральных улиц города, где в прежние годы случалось бывать. Отсюда он направился домой. Пешком, решительно отвергая предложения подвезти. Если над головой слышался рев моторов, невольно втягивал голову в плечи и шарахался в сторону. Ему все казалось, что та женщина вернулась. Встречаться с нею не хотелось.

Было почти четыре часа утра, когда он, наконец, тихо приложил палец к сканеру, отворяющему входную дверь. Бочком прокрался внутрь — и почти налетел на отца.

Тот не спал, ожидая сына в передней сидя на складном стуле. На его изумленный возглас тут же из своих комнат выскочили мать и сестра.

Скандал был нешуточный.

— Где ты шлялся, щенок? — орала мать, с чувством охаживая его по щекам. — Где тебя носило, дыдлу тупоголовую? Недоносок. Позорище. Развратник. С кем ты был? Ты выпил? Где вы пили? Сколько вас было? Как ты вообще посмел? Предупредить не мог? Ты ведь не ребенок, должен понимать. Ты соображаешь своей тупой башкой, как ты нас напугал? Ненавижу. — и снова и снова лупила его наотмашь, вымещая страх и гнев, не давая сказать ни слова в свое оправдание.

— Как ты мог. Как мог так с нами обойтись. Мы для тебя никто. Тварь. Змей подколодный. Вот вырастила… А все ты виноват, — досталось отцу, — это все твое мужское воспитание. Вот, довоспитывался. «Мальчику надо предоставить немного свободы… Ребенку надо дать почувствовать себя мужчиной.» — передразнила она. — Полюбуйся теперь на своего мужчину. Тоже мне, альфа-самец нашелся. Пошел вон. Глаза бы мои на тебя не глядели.

Волоча ноги, Ренн кое-как доплелся до своей кровати, рухнул, не раздеваясь, лицом вниз. Дверь в комнатку осталась неплотно прикрытой, и он мог слушать, как мать кричит на отца. Тот пытался возражать, защищая сына, но это привело лишь к тому, что снова послышался звук пощечины. Если бы не сестра, которая решительно вклинилась в ссору и заявила, что немедленно уйдет из дома, если ей не дадут доспать хотя бы последние три часа, мать бы скандалила еще дольше. А так она лишь обругала мужа напоследок и ушла к себе, хлопнув дверью.

Отец потом пришел к сыну, тихо присел на край кровати, робко погладил по плечу.

— С тобой что-то случилось, сынок?

— Да, — помолчав, выдавил Ренн.

— Что-то плохое?

— Да.

— Расскажешь?

Он вздохнул:

— Нет. Прости. Не сейчас. Не хочу об этом говорить. Потом. Я устал.

— Ладно, — отец снова неловко погладил сына по плечу, — тогда поспи. Принести тебе молока на ночь?

Он уже шагнул к двери, когда его остановила протянутая рука.

— Пап, — собственный голос казался чужим, — почему все так происходит? Почему она так со мной? Ведь я…Я ничего не сделал. Зачем она так? По какому праву?

Отец остановился. Как-то странно посмотрел на сына.

— По праву… по праву того, что они — женщины. Без них не была бы возможна жизнь. Женщина — это воплощение силы, мудрости. Это основа. Это стабильность. Это гарантия порядка. Без женщин наш мир погрузился бы в хаос, и ты это знаешь не хуже моего. Так испокон веков было на нашей планете и так будет всегда. Этого не изменить.

— Знаю. Мы сдавали обществоведение. Но все равно, почему?

— Так всегда было. С давних времен. Спи давай. Ты устал. Надо отдохнуть. Завтра будет новый день.

Ренн с трудом стащил ботинки. Пятки болели и горели огнем. Избавляться от верхней одежды было выше его сил. Он только расстегнул безрукавку и блузу.

— Пап, — шепнул он и не удивился, когда тут же послышался ответный шепот. Отец не ушел к себе, наверное, чувствуя, что в душе сына еще не остыл гнев. — Пап, тебе было больно? Ну, когда мама тебя…

— Хм… немножко.

— А мне — очень. Очень больно.

— Я знаю. Но мама… она имела на это право. Она так из-за тебя перенервничала. Ты постарайся больше так нас не пугать, хорошо?

Он кивнул.

А утром не пошел на работу — натертые и сбитые в кровь ноги распухли и болели так, что Ренну с трудом удалось доковылять до уборной. Мать ушла на работу с рассветом, все еще не остыв от ночного гнева. Сестра задержалась, смерила его взглядом, проворчала под нос: «Хорош.» — и только после этого выскользнула за дверь.

Позвонив на работу и предупредив, что один день отлежится, Ренн растянулся на диване. Отец принес ему примочки для ног и принялся хлопотать у плиты.

Наверное, Ренн задремал, потому что трель сенсора: «К вам гость. К вам гость.» — прозвучала смутно. Он даже не пошевелился.

Несколько минут спустя в комнату заглянул отец.

— Ренн, — голос его звучал взволнованно. — Ренн, ты спишь? Сынок?

— Нет, — он приподнялся на локте. — Что случилось?