Забыть Миссанрею

В Галактике миллиарды звезд. Большинство из них одиноки — у них нет даже простенького кольца, состоящего из останков разбитых планет. Но есть довольно много, несколько миллионов, звезд, возле которых вращается несколько планет, иногда со спутниками. Жизнь развилась на нескольких десятках тысяч этих планет. До разумной она доросла всего на нескольких сотнях. Вернее, в Галактике на данный момент несколько сотен планет с разумной жизнью, и примерно половина из них — колонизированные миры. Вангея, например, одна из таких «вторично-живых» планет.

Конечно, в академии проходили населенные планеты их сектора Галактики. Их было всего двадцать шесть, из них девять заселяли люди, на остальных жили аборигены.

Планеты Миссанреи среди них не было. Это Лейа запомнила твердо. Значит, туристки прибыли из другого сектора Галактики. Интересно, что это за мир? Внимательному изучению подвергся только их «родной» сектор.

Лейа решила сама выяснить, чем же так знаменита Миссанрея. Если надо, она спросит у Айвена. Не зря он задал такого стрекача. Видимо, не только узнал одну из троих, но и кое-что вспомнил об этой планете.

Но где бы найти самого Айвена?

Нет, это невозможно. Вот так выйти в город и среди бела дня наткнуться на…

…сестра. Старшая. Умная. Строгая. Чем-то похожая на мать, но мягче и добрее. Ровесница. Когда-то почти подружка, отдалившаяся лишь в последние несколько лет, после окончания школы.

Он ведь попытался спросить у нее совета — как так можно? Не поняла.

— А ты что думал, — спросила в ответ, — что можно на всех наплевать? На меня наплевать, на отца, на маму? Только о себе и думаешь, эгоист. Я-то думала, ты не такой, как все, а ты… обычный мужчина. Вам всем наши, женские, дела — наплевать и забыть. Вы нас ненавидите. Вы только нами пользуетесь. Брать готовы, а вот чтобы отдавать — нет таких. Позорище. Слабак. Трус.

Слышать такое было больно. Но больнее всего было то, что никто не захотел его понять. Даже отец.

А потом был назначен день. Случилось это внезапно. День он, как обычно, провел в своей комнате — с работы он уволился, выходить из дома отказывался наотрез, — а когда вечером пришли с работы мать и сестра, осторожно выглянул наружу — как сегодня дела? И встретил улыбающиеся лица.

— Поздравляю, сынок. — мать сияла, как будто сразу получила и повышение по службе и солидную премию, и благодарность в личное дело. — Сегодня великий день.

В руках у нее была бутылка марочного вина. На столе стоял торт. Сестра держала букет цветов и улыбалась тоже. Лишь отец выглядел растерянным, но и гордым.

— Сынок, поздравляю, — мать кивком головы пригласила его подойти. Ренн повиновался, терзаемый недобрым предчувствием. — Сегодня несколько часов назад мне звонила госпожа У-Дора. Она назначила день свадьбы. Через восемь дней — быстрее нельзя, в мэрии очередь на полгода вперед. — ты станешь ее мужем.

Он подавился воздухом.

— Нет…

— Мы тебя не понимаем, сынок. У нас уже все сговорено. Мы подали документы…

— А я? — он еле-еле справился с дыханием. — А меня спросить забыли?

— Тебя спрашивали, — подала голос сестренка.

— Но я… я не хочу…

— Поздно. Через восемь дней ты станешь мужем благородной Оории У-Доры Пятой. Ренн У-Дора. Звучит.

— Нет. — на сей раз голос не подвел. Он сам не ожидал от себя такого крика.

— Не говори глупостей. Ты станешь мужем госпожи У-Доры, — сказала мать. — Она хорошая. Ты ее обязательно полюбишь. Давай выпьем вина, съедим тортик…Ореховый, с наполнителем, твой любимый…

— Сами ешьте свой торт. — сорвался он, кинулся к себе, упав на кровать. Накрыл голову подушкой, чтобы заглушить крики и спор, поднявшийся в зале. Мать и сестра в два голоса кричали на отца: «Это все ты виноват. Это все твои прогрессивные методы воспитания. Распустил мальчишку. Совсем от рук отбился…» Отец что-то пытался отвечать, но ему не дали вставить ни слова. Потом послышался шум, звуки ударов, слабые вскрики. Кто-то упал. Звонко и зло щелкнул ремень…

Мать ворвалась в комнату сына, и прежде, чем он смог вскочить, ударила по спине ремнем. Ренн невольно вскрикнул. Последний раз его пороли лет в десять, еще в младшей школе, когда он ударил девочку. Но та порка не шла ни в какое сравнение с этой. Мать разошлась не на шутку. Она вырвала подушку у него из рук, отшвырнула в сторону одеяло и лупила, куда придется — по спине, бокам, животу, голове, вскинутым для защиты рукам. Била и кричала, проклиная и называя уродом, поддонком, тварью… Била до тех пор, пока между ними не встал отец, принимая на себя часть ударов. Сквозь распухшие от ударов пальцы Ренн видел, как отец прыгает вокруг матери, пытаясь поймать ее руки, закрывает сына собой и твердит: «Успокойся, дорогая. Он все понял. Все будет хорошо. Я его уговорю. Пожалуйста… я попробую…»

В конце концов, мать опустила ремень.

— Это все равно ничего не изменит, — пропыхтела она. — Я уже дала согласие. Он станет мужем госпожи У-Доры…

Ушла, хлопнув дверью. Было слышно, как она, сердито всхлипнув, что-то говорит дочери. Потом послышался звон посуды.