Забыть Веронику

Я еле сдержался, чтобы не наброситься на него и не приложить как следует о бетонную стенку. Дверь за ним закрылась, и я очень живо представил, что вся моя прошлая жизнь, сытая и обеспеченная, наполненная материальными и сексуальными удовольствиями, остается там, за стальной дверью. А впереди — мрак и отчаянье. Смогу ли я с ними совладать? Кто знает…

Эпилог, написанный доцентом

Есть мнение, будто ни один подлинный псих не сомневается в своей нормальности и не считает, что нуждается в медицинской помощи. Если это правда, то можно заключить, что около трех недель я действительно был во власти настоящего безумия. Вряд ли я смогу достоверно описать, о чем я думал и что я чувствовал в эти недели. Почти все время я спал под действием седативных препаратов. Иногда меня будили, чтобы покормить, умыть, сводить в туалет и дать таблетки. Но мое бодрствование мало чем отличалось от моего сна, между ними не было четкой границы. Реальность, сновидения, галлюцинации — все перемешалось в моем сознании…

Ремиссия наступила в конце июня. С каждым днем укреплялись моя связь с реальным миром, с прошедшими и текущими событиями. В разговорах с врачом я уже уверенно называл свое имя и свой возраст, место работы и домашний адрес. Я даже вспомнил, что первую мою жену звали Вероникой, а вторую — Маргаритой. И это было мучительно и страшно, потому что ко мне вернулись воспоминания и о тех кошмарных событиях, которые я до сих пор мечтаю предать забвению… Неужели я, потомственный интеллигент, вузовский преподаватель с ученой степенью, тихий, спокойный и рассудительный, не совершивший в жизни ни одного противозаконного поступка, мог своими руками сбросить с двенадцатого этажа женщину, с которой прожил полтора десятка лет? И восстановившаяся память отвечала: да, ты это сделал. Сам, без всякого принуждения. Никто не заставлял.

Но ничуть не меньшую боль мне доставляло и другое. Мотив, по которому я лишил жизни Маргариту. В самом деле, ведь пятнадцать лет вместе жили. Наверное, я не был идеальным мужем, и Риту могло кое-что не устраивать в наших отношениях. Но разве же можно вот так, за моей спиной, крутить любовь с другим мужиком, который, до кучи, является моим начальником? И не просто любовь крутить, но и всерьез планировать новое замужество… Вот я сейчас оцениваю ситуацию ретроспективным взглядом, и мне кажется, что ничего страшного не случилось бы, если бы я внезапно узнал про связь Риты с Андреем, но при этом был бы не в курсе их дальнейших намерений. Мало ли жен ходят налево, но ведь не всех же убивают мужья!.. Если бы я и решил применить силу, то скорее против подонка Бурковского, а не против Риты. Но те фразы, которые прозвучали в двух телефонных разговорах, заставили меня возненавидеть именно ее. Я в прямом смысле обезумел от злости, когда услышал, как Рита рассказывает этому подлецу, что ей будто бы меня жалко, что она опасается за мое душевное здоровье и поэтому оттягивает решительное объяснение со мной! Вот, значит, какое отношение я заслужил от женщины, которую искренне любил и которой ни разу в жизни не изменял, — она меня жалеет! Я что, жалкий тип?.. И в тот момент мне сразу же вспомнилась давняя история, когда я обнаружил доказательства неверности Вероники и потом выяснял отношения с парнем, с которым она переписывалась. Он ведь мне примерно такие же слова говорил, что жена не решается со мной порвать только из жалости, из опасений за мою дальнейшую судьбу… Вот так и вышло, что одна злость наложилась на другую, я слетел с катушек и выбросил Риту с лоджии. А потом побежал в ванную, чтобы под струями воды ритуально очиститься от совершенного преступления…

И наконец, главный источник боли. Вера! Мой светлый лучик, мелькнувший из-за мрачных туч. Соломинка, за которую я ухватился, когда уже готов был пойти на дно. Родник живительной влаги, случайно подвернувшийся мне, когда я брел по безводной пустыне с распухшей от жажды глоткой… Где она, Вера? Ее нет, она оказалась миражом, призраком, наваждением, галлюцинацией. Она появилась в моей жизни лишь потому, что я забывал принимать прописанные врачом таблетки. С ней я обрел счастье, которого не имел даже в самые лучшие периоды отношений с Вероникой и Маргаритой. А в итоге счастье это оказалось бредом сумасшедшего. Представляю, что обо мне подумала та длинная официантка, обслуживавшая меня в кафе, в которое я заходил в день «знакомства» с призраком Веры, — сидит взрослый дядька, сам с собой разговаривает… Да и мужик, который подвозил меня до дома, тоже наверняка решил, что перед ним псих. Я ведь договаривался с ним, что он довезет Веру до ее поселка, а он-то ясно видел, что в машине больше никого нет, кроме него и меня! Но разубеждать меня он не стал, я ведь ему деньги в руки сунул, вот он и решил заработать на моем болезненном состоянии… Грубый век, жестокие нравы.