— Обычные вопросы, — пожал плечами Шаманов. — И задаю я их вам вовсе не из личного любопытства, а в рамках доследственной проверки по факту гибели вашей жены. Это обычная практика, так всегда делается. При невыясненных обстоятельствах погиб человек. Его смерть может оказаться результатом самоубийства, несчастного случая или убийства. Так вот, чтобы на одном из этих вариантов остановиться, нужно собрать сведения о характере и психотипе погибшего, о его отношениях с родственниками, о его радостях и трудностях. Особенно о последних днях его жизни. И важнейшим источником информации являются, само собой, те люди, с которыми этот человек жил под одной крышей… Сейчас с вами разговариваю я, но в ближайшее время, возможно, вам придется говорить с оперативными сотрудниками. И поверьте, Евгений Вениаминович, не в ваших интересах уклоняться от ответов на вопросы. Только ненужные подозрения вызовете…
Несколько мгновений я смотрел на участкового, не понимая, к чему он клонит. Потом до меня дошло. Ну надо же, а ведь за последние дни мне ни разу не пришла в голову мысль, что из-за смерти Риты у меня могут возникнуть проблемы с правосудием.
— Неужели кто-то додумался меня заподозрить в том, что я сам выбросил родную жену с двенадцатого этажа? — с искренним негодованием спросил я. — Совсем с ума посходили вы, что ли?
— Никто не сошел с ума, — парировал Шаманов. — Но это версия, имеющая право на существование и нуждающаяся в проверке. И давайте, Евгений Вениаминович, обойдемся без обид. Вы ведь педагогический работник, кандидат наук, и склад ума у вас должен быть аналитический… Разве в науке не принято подвергать гипотезу проверке?
Я немного помолчал, размышляя над словами участкового. В самом деле, ну чего обижаться на мужика… Почему он и его коллеги должны безоговорочно верить в то, что я Риту не сталкивал? Для меня это — факт. Но не для них.
— Хорошо, Андрей Сергеевич, я вам отвечу, — уже спокойнее заговорил я. — Мы мало где бывали вместе. Последний раз, если не ошибаюсь, в драматическом театре… примерно полгода назад. В гости ходили очень редко. У нас как-то не сложилось общей компании, в которой мы оба чувствовали бы себя комфортно… Я общался со своими друзьями и знакомыми, Рита — со своими… Поймите, Андрей Сергеевич, все семьи разные. Да, есть семьи, в которых муж и жена всегда вместе, кроме рабочего времени. Живут совместными интересами, не позволяют друг другу никуда ходить порознь... При этом могут друг друга бешено ревновать и отчаянно ссориться. А у нас с Маргаритой другая модель семьи. Была… Каждый из нас имел то самое личное пространство, о котором я вам уже упомянул. И ничего в этом плохого нет. Мы с ней изначально были слишком разными людьми, чтобы жить в одной плоскости… Вам понятно, о чем я говорю?
— Да, вполне, — кивнул участковый. — Исходя из ваших слов можно сделать вывод, что между вами не было доверительных отношений. То есть вы вполне могли не знать о душевных переживаниях Маргариты Николаевны, о ее трудностях…
— Нет, не так, — с досадой ответил я. — Она была со мной откровенной. Если бы она попала в трудную ситуацию, обязательно бы рассказала мне.
— Боюсь, вы ошибаетесь, Евгений Вениаминович, — вздохнул Шаманов. — В последние два-три месяца супруга жаловалась вам на здоровье?
— На здоровье? Нет. Она здоровой женщиной была. Ну, голова иногда побаливала. Она принимала таблетку, и все проходило.
— Ну вот, видите. А вы говорите: была откровенной… Евгений Вениаминович, мне вчера звонил наш сотрудник, который занимается делом о гибели вашей жены. Он рассказал мне о результатах судмедэкспертизы. Когда люди погибают вот так, при невыясненных обстоятельствах, то всегда проводится вскрытие… Так вот: у Маргариты Николаевны была злокачественная опухоль. Рак желудка, если точнее.
— Рак? — вскричал я. — Это не ошибка?
— Не знаю, я не патологоанатом. Но судебный эксперт вынес такое заключение. И образовалась эта опухоль не за день до смерти, а минимум за восемь недель.
— Почему же она не говорила?.. — в диком отчаянии прошептал я. — Ну почему, Риточка?.. Послушайте! — вдруг вскинулся я. — Она ведь могла не знать! Ну сколько таких случаев бывает, когда человек долгое время мучается от болей, но даже не подозревает у себя онкологию…
— Опять же, не знаю. У меня медицинского образования нет. Но в ближайшее время этот вопрос прояснится. Мои коллеги наверняка проверят, не обращалась ли ваша жена в онкологический диспансер. Там все обращения фиксируются.
— Наверняка не знала, — убеждал я не столько участкового, сколько самого себя. — Ведь если бы ей поставили диагноз, то и лечение бы назначили. А у нас в домашней аптечке ни одного нового лекарства не появилось. Ну ведь не стала бы она их прятать, черт возьми!..