Мамины похороны прошли без Максима. Он помнил только большое черное пятно завешенного тканью зеркала в холле. И то, что все время плакал. Да! Голоса… Бабкин слезливый сокрушался, садовника монотонный утешал. И еще… Максим уверен, что ночью в комнату приходил призрак. Его печальное лицо склонилось над ним в ту самую секунду перехода между сном и бодрствованием, которую почти невозможно отследить. Максим с трудом открыл опухшие глаза со слипающимися ресницами. Не было ни страха, ни желания закричать. Пусть делает с ним, что хочет. Все равно маму не вернуть.
На следующий день бабка приставила к Максиму Ивана Семеновича, а сама до ночи просидела в комнате и с кем-то приглушенно беседовала по телефону.
Садовник развлекал Максима как мог. Вместе подстригали кусты, живой изгородью окружившие дом по периметру. Сколотили скворечники, которых могло хватить на весь поселок. Обычно молчаливый и сдержанный, Иван Семенович рассказал о каждом растении с клумбы.
«Он ведь тогда вроде отца мне стал», – он вдруг вспомнил, как садовник впервые появился у них в доме.
Прошла неделя или две после той ночи с привидением. Максим трое суток пролежал с высокой температурой. Его то накрывало колпаком, под которым отсутствовали звуки и ощущения, то вытаскивало наружу, где сразу нагружали всем. В ушах тихий пульсирующий звон. Рядом гудят шмелями мама и бабушка. Пахнет мятой и едкими лекарствами. Приятная прохлада влажной ткани на пылающем лбу. Сладкая микстура с горчинкой наполняет пересохший рот слюной. Он открывает глаза, щурится, ловя взглядом плывущие предметы бабкиной комнаты.
«Я сплю? – недоумевает, пытаясь привстать, и тут же падает на подушку, подкошенный слабостью. – Или не сплю? – Поднимает руку и с интересом наблюдает, как она подрагивает. – Я кто?»
Когда Максим окреп, он аккуратно вставал с бабкиной перины и выходил из комнаты на разведку. И однажды краем уха услышал разговор о себе.
Бабка с тревогой напоминала маме, что врач, приглашенный из города, рекомендовал «не оставлять ребенка одного». Детская психика в «пограничном состоянии» очень ранима.
«Я ранен? – дивился Максим их словам. – И теперь мама все время со мной будет?» – такая болезнь вполне его устраивала.
Первое время у них получалось: бабка переносила лекции в консерватории, а мама перестала примерять красивые платья и по вечерам оставалась дома. Но постепенно все вернулось к привычному переругиванию: мать чаще задерживалась на работе, бабка злилась.