Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

«В то же время генерал Рейнье весьма успешно атаковал на левом фланге. Войска, которыми здесь командовал генерал Робен, включали в себя 22-ю легкую, 9, 13 и 85-ю линейные полубригады. Повсюду бои шли с крайним ожесточением.

Дивизия генерала Рейнье, далеко продвинувшаяся вглубь города через ворота Баб эль-Шарье, подожгла немалую часть домов в этом квартале и убила много врагов»{751}.

Напротив, «Подробный отчет» Мишо и здесь не менее пессимистичен, чем ранее:

«На левом фланге дивизия Рейнье сформировала три колонны. Правая под командованием шефа бригады Гоге атаковала с позиций левее Коптского квартала. Она встретила упорное сопротивление и не смогла преодолеть турецкие позиции.

Вторая колонна под командованием бригадного генерала Робена ринулась от святилища на окопы противника, опрокинула его и гнала штыками до большой улицы Коптского квартала, где соединилась с третьей колонной, возглавляемой шефом бригады Пепеном, командиром 9-й линейной [полубригады]. Оба подразделения начали укрепляться на захваченных улицах. Однако, когда генерал Рейнье узнал, что его правый фланг не прикрыт, он около часа ночи приказал отступить к святилищу, после того как занятый квартал будет подожжен»{752}.

В результате дивизия Рейнье потеряла убитыми с десяток человек, включая двух офицеров, и 60 ранеными, в том числе 15 саперов. Общие потери неприятеля за первый день штурма Мишо оценивает примерно в 200 чел. убитыми и 80 пленными{753}. Приведенные в «Докладе» цифры потерь противника больше в разы - до 800 чел. убитыми{754}. Правда, и они выглядят довольно скромными по сравнению с тем, как увиделись итоги дня находившемуся в передовых порядках капитану Франсуа:

«Более 500 домов было сожжено и убито более 2000 османов и мамлюков, включая многих командиров. Однако мы не знаем число тех повстанцев и жителей обоего пола и всех возрастов, которые сгорели в своих домах, но оно должно быть значительным, так как пленных мы не брали»{755}.

Относительно военных результатов первого дня штурма расхождения в оценках Дама и Мишо столь же существенны. Автор «Доклада» и здесь лаконичен: «С наступлением дня бой прекратился, мы заняли позиции, с которых выбили неприятеля»{756}. Напротив, Мишо, ранее уже рассказавший о том, что практически повсюду французы как раз и не смогли выбить неприятеля с его позиций, а там, где смогли, все равно вынуждены были потом отступить, делает акцент не столько на достаточно скромных военных результатах штурма, сколько на его психологическом значении: «В целом наша атака должна была наполнить город ужасом, но она стоила нам очень дорого, учитывая понесенные потери и то разочарование, которое испытали наши солдаты, видя, что отброшены назад во многих местах»{757}. О том же пишет и Муаре: «Мы потеряли много людей, хотя противник и потерял намного больше»{758}.

Несмотря на явно неудовлетворительный военный результат первого дня штурма, действия французов показали их готовность прибегнуть к самым решительным мерам для подавления восстания, что, несомненно, должно было произвести эффект на жителей Каира. И Клебер постарался этот эффект усилить, развернув вслед за военной атакой настоящее психологическое наступление. Как сообщает Мишо, главнокомандующий предпринял самые активные меры для распространения в городе тревожных слухов о том, что Каир ожидает судьба Булака{759}. Дама отмечает, что на протяжении всех предшествующих дней Клебер поддерживал тайные связи с городской верхушкой{760}, которая, очевидно, в силу своего положения - ей-то было что терять - должна была оказаться наиболее восприимчива к подобным слухам и могла благодаря своему влиянию в городе способствовать их распространению.

Пацифизм каирских шейхов помимо усталости от военных невзгод и опасений за свою собственность, которой могли в равной степени угрожать как французы, что было наглядно продемонстрировано в Булаке, так и городская чернь, приобретшая в военное время большое влияние, подпитывался также враждебным отношением арабского населения города к османам. Отмечавшиеся ранее противоречия между горожанами и турецкими военными переросли за время осады в настоящий антагонизм. «Жителям, - пишет ал- Джабарти, - стало более невмоготу выносить сумятицу, напряжение, пожары, бодрствование и днем, и ночью. На их долю выпало испытать голод, доводивший до гибели людей, особенно бедняков, и их скот, перенести обиды от солдат, которые забирали всё, что находили. Поэтому жители хотели ухода солдат и возвращения французов, чтобы восстановить прежнее положение»{761}. Мишо также указывает, что Клебер пытался сыграть на недовольстве населения Каира турецкой армией: «Это разнузданное воинство творило в городе все возможные эксцессы»{762}.