Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

«С восходом солнца [24 октября 1798 г.] 60 шейхов и имамов главной мечети явились во дворец. Они не ложились спать уже трое суток. У них был вид людей виновных и мучимых тревогой. Между тем их ни в чем нельзя было упрекнуть. Они оставались верны, но не смогли противиться бурному потоку народного движения. Шейх Сада[т] не явился, сославшись на нездоровье. Его плохим поведением можно было пренебречь; если бы французы показали, что им об этом известно, то пришлось бы отрубить ему голову. При тогдашнем же настроении умов его смерть принесла бы больше неудобств, чем выгод; его имя уважали на всем Востоке; казнить его значило превратить его в мученика. Главнокомандующий передал ему, что его не удивляет, что человек в его возрасте в разгар столь странных событий чувствует себя плохо, но что он желал бы видеть его завтра, если это возможно. <...> 25-го шейх Сада[т] явился к утреннему туалету и был принят как обычно. По его лицу нетрудно было судить об охватившем его страхе. Он запинался и произносил бессвязные речи. Желая поздравить султана Кебира [Наполеона] с избавлением от угрожавших ему опасностей, он возблагодарил бога за то, что тот вызвал бунт, а затем дал восторжествовать справедливости; судорожным движением, словно желая вернее обеспечить себе прощение, он схватил и поцеловал руку султана Кебира»{790}.

Чем руководствовался Наполеон, возлагая на Садата вину за бунт, остается только догадываться. Шейх ал-Джабарти, изнутри описавший ход восстания, ничего не сообщает об участии в нем Садата, с которым сам был хорошо знаком. А ведь хроника ал- Джабарти писалась уже в те времена, когда былое участие в антифранцузском сопротивлении почиталось бесспорной заслугой. Не отмечает хронист какой-либо особой роли Садата и во Втором Каирском восстании. Тем не менее Клебер поступил с шейхом гораздо суровее своего предшественника. Можно предположить, что он тоже счел его одним из лидеров бунта, помня о своем давнем разговоре с Бонапартом, состоявшемся, если верить последнему, после подавления Первого Каирского восстания:

«Увидев, как шейх Сада[т] целовал руку главнокомандующему, Клебер, только что прибывший из Александрии, спросил у него, кто этот старик с таким смущенным видом, на лице которого написано такое сильное волнение? “Это вождь восстания”, - ответили ему. - “Как! и вы не прикажете его расстрелять?” - “Нет, этот народ слишком чужд нам и нашим обычаям; я предпочитаю, чтоб у него были вожди вроде того, который не может ни сесть на коня, ни действовать саблей, чем видеть во главе его таких людей, как Мурад-бей и Осман-бей. Смерть этого бессильного старца не принесет никакой пользы и будет иметь для нас более гибельные последствия, чем вы предполагаете”»{791}.

Но если в бытность Бонапарта главнокомандующим Садат отделался лишь испугом, пусть даже отнюдь не легким, то после издания Клебером приказа о контрибуции для старика наступили воистину черные дни. Уже 2 мая 1800 г., когда Садат вместе с другими почтенными шейхами пришел к главнокомандующему, чтобы заслушать новый приказ, его немедленно взяли под стражу. Конвой отвел шейха домой, откуда, дождавшись ночи, видимо, чтобы не привлекать внимания жителей, препроводил его в Цитадель. Проведя несколько дней в подвале, где ему, по словам ал-Джабарти, приходилось спать на земляном полу, подложив под голову камень, Садат отдал французам всё ценное, что имелось у него доме, но закрыл тем самым лишь малую часть долга. Продолжение его мытарств Ал-Джабарти описывает следующим образом:

«После того как шейх ас-Садат отдал французам полностью все свои ценности, они приступили к обыску его дома, рылись везде, даже землю ко-

пали, стремясь отыскать спрятанное. Они дошли до того, что раскапывали уборные и спускались в них, но ничего не нашли.

Затем они перевели шейха ас-Садата в дом коменданта, причем заставили его идти туда пешком. Там они начали его избивать. Каждое утро они давали ему пятнадцать палочных ударов. То же самое они делали вечером. Затем они приказали привести его жену и сына, но, так как их не удалось найти, они потребовали к себе его слугу Мухаммада ас-Сандуби и страшно пытали его до тех пор, пока тот не указал убежище последних. Их привели, причем сына поместили к аге янычар, а жену заключили вместе с шейхом и били его в ее присутствии. Она плакала и кричала. Они это делали, чтобы еще сильнее запугать ее»{792}.

После нескольких дней подобного обращения Садат написал пространное письмо Клеберу, где, в частности, говорилось: