Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

На устроенной тут же очной ставке Мустафа-эфенди с Сулейманом последний подтвердил, что приходил к своему бывшему наставнику только для того, чтобы поприветствовать его и ни в какие свои планы не посвящал, как, впрочем, и никого другого, кроме четырех ранее названных им шейхов.

На этом комиссия завершила свой первый рабочий день.

На следующий день она начала свою работу в доме генерала Рейнье с того, что заслушала комиссара-распорядителя Сартелона, выступившего с обвинительным заключением. Знакомясь с этим текстом, трудно избавиться от впечатления, что его автор либо не слышал, либо уже забыл всё то, что говорилось на заседании комиссии днем ранее. Как мы видели, в показаниях ни Сулеймана ал-Халеби, ни кого-то из его предполагаемых сообщников не было даже намека на то, что за покушением на французского главнокомандующего мог стоять великий визирь. Тем не менее в докладе Сартелона о вине визиря в смерти Клебера говорилось как о непреложном факте:

«Пусть Европа и весь мир узнают о том, что верховный министр Османской империи, ее генералы и ее армия имели подлость подослать убийцу к храброму и несчастному генералу Клеберу, которого они не смогли победить. К своему постыдному поражению они добавили ужасное преступление, коим запятнали себя в глазах вселенной. <...> Визирь наводнил Египет и Сирию прокламациями, где призывает убивать победивших его французов. И прежде всего против их главнокомандующего постарался направить он свою месть. <...> Для исполнения ее им был использован впавший в немилость ага: тому предложили совершить подобное преступление, связав с этим возвращение в милость и спасение его уже пропащей головы»{900}.

После сообщения этих, неизвестно откуда взявшихся, подробностей следовало красочное, но в целом точное изложение сведений, уже известных нам из показаний Сулеймана ал-Халеби и свидетелей. Подводя итог сказанному, Сартелон потребовал для убийцы Клебера «ужасного наказания, соответствующего обычаям этой страны»: сначала сжечь на огне кисть правой руки преступника, после чего посадить его на кол. Для «соучастников», то есть для четырех шейхов аль-Азхара, знавших о готовившемся убийстве, но ничего не сделавших для его предотвращения, предлагалась «просто смертная казнь»{901}. В завершение своей речи оратор не преминул еще раз напомнить о том, кто является истинным виновником содеянного Сулейманом: «Пусть визирь и свирепые османы, коими он командует, с ужасом узнают о каре, постигшей того монстра, что осмелился исполнить их жестокую месть»{902}.

Заслушав докладчика, трибунал приступил к голосованию. Сулеймана ал-Халеби и его «сообщников» единогласно признали виновными и осудили: первого - на ту казнь, которой потребовал для него обвинитель, четырех же шейхов (скрывшегося Абдель Кадера ал-Гази - заочно) приговорили к отсечению голов. Материалы следствия и приговор было решено опубликовать на французском, арабском и турецком языках и распространить «везде, где потребуется»{903}.

По свидетельству авторов «Научной и военной истории», столь суровый приговор оказался для Сулеймана неожиданным. Его реакция, по их мнению, свидетельствует о том, что Бартелеми, очевидно, дал ему ложное обещание сохранить жизнь. Услышав приговор, молодой человек воскликнул в сердцах: «О да, я знал это! Нельзя доверять таким собакам, как вы. Посмотрим же. Поторопитесь, я готов»{904}.

Что надо было обещать человеку, чтобы в такой ситуации он еще мог надеяться на спасение? Этого нам уже не узнать. Возможно, Бартелеми посоветовал убийце ссылаться на безумие в качестве смягчающего вину обстоятельства, что, дескать, и позволит ему избежать казни. На такую мысль наводит сделанное в ходе допроса заявление Сулеймана о том, что «он находился в безумии с тех пор, как взялся за этот план». Но это не более чем предположение.

17 июня французская армия хоронила своего главнокомандующего. Процессию открывал отряд кавалерии, затем везли пять полевых орудий, за ними шествовали 22-я легкая полубригада, кавалерийский полк{905}, пешие гиды, военный оркестр. Гроб с забальзамированным телом Клебера, покрытый черным бархатом с вышитыми на нем серебряными слезами - символ скорби, - был водружен на античную колесницу, которую влекла шестерка коней, укрытых черными попонами и украшенных белыми плюмажами. За гробом шел главнокомандующий Мену в сопровождении старших чинов армии. Далее следовали военные инженеры, члены Института Египта, военные чиновники, офицеры медицинской службы, оккупационная администрация, мамлюки Мурад-бея, каирские ага, кади, шейхи и улемы, греческие и армянские епископы, священники и монахи, копты и католические монахи, городские корпорации, 9-я и 13-я полубригады, моряки, саперы, специалисты по аэростатам, полк дромадеров, пешая артиллерия, греческий легион, коптский легион, вспомогательный корпус сирийских мамлюков. Замыкала шествие французская кавалерия.