Забытая девушка

И снова у Андреа возникло ощущение, что ее столкнули в воду на глубине. Но она не собиралась снова идти ко дну, как с шефом Стилтоном. Она осмотрелась, пытаясь сориентироваться в длинном темном коридоре. Умывальник с газетой на бачке. Подставка для обуви из темных веков. На стене, обшитой деревянными панелями, криво развешены черно-белые картины сурового сельского быта в духе Уинслоу Хомера.

Чириканье попугая Сида эхом разносилось по черной лестнице. Это скорее была не гостиная Слизерина, а особняк мисс Хэвишем плюс гостиная Пуффендуя.

Андреа услышала стук серебра о фарфор и подумала, что эти звуки должны привести ее на кухню.

«Термометр», – напомнила себе Андреа, идя по коридору. Эстер будет холодной, так что ей тоже надо быть холодной. Это Андреа могла. Она все-таки была дочерью своей матери.

Она глубоко вздохнула, прежде чем зайти на кухню. Низкий потолок с массивными дубовыми балками. Столешницы из искусственного камня. Белые меламиновые шкафчики. Рисунок под кирпич на выцветшем линолеуме. Золотая люстра над деревянным столом. Тот, кто занимался здесь ремонтом в 90-х, хорошенько потратился. Единственным обновлением с тех пор был очень хороший коллаж Джудит, висевший рядом с холодильником.

– Здравствуй, милая. – Эстер Вон сидела за столом с чашкой чая. Рядом с ней в инвалидном кресле сидел ее муж. Его вялое лицо ничего не выражало. Один глаз побелел. Второй бессмысленно смотрел вверх и вправо. – Это доктор Вон. Вам придется его простить за то, что он не разговаривает. В прошлом году он перенес геморрагический инсульт, но он полностью в здравом уме.

Андреа предположила, что именно инсульт стал истинной причиной его выхода на пенсию. А также возвращение его внучки домой примерно в то же время.

– Приятно познакомиться, доктор Вон, – сказала она.

Мужчина никак не отреагировал, что было неудивительно. Поскольку Лора работала специалистом по нарушениям речи, Андреа была хорошо знакома с разными типами инсультов и их последствиями. Худший – геморрагический, который происходит из-за разрыва артерии в мозгу. Это может привести к водянке, которая усиливает внутричерепное давление, способное разрушить прилегающие ткани, а это, в свою очередь, не что иное, как тактичный способ описать поражение мозга.

Эстер неправильно восприняла ее молчание.

– Вам некомфортно из-за кресла?

– Нет, мэм. При виде таких кресел я радуюсь, что люди, которых мы любим, все еще с нами. – Андреа вернулась к своим хорошим южным манерам. – Я должна поблагодарить вас обоих за то, что принимаете меня в своем доме. Я знаю, это очень тяжелое время для вашей семьи. Я сделаю все возможное, чтобы не мешать вам.

Эстер внимательно на нее взглянула и спросила:

– Не хотите чего-нибудь выпить?

Андреа не могла понять, на какую температуру ей настраивать свой термометр. Независимая, неуязвимая, неукротимая Эстер Вон была далеко не такой внушительной, как о ней говорили. Ее тугой пучок был распущен, и волосы почти по-девичьи рассыпались по плечам. Глубокие морщины на восьмидесятиоднолетнем лице казались мягче в кухонном освещении. Она была совсем крошечной – может быть, пять футов и два дюйма, – когда оставалась в одних носках, в которых и была сейчас вместе с розовым махровым халатом.

Эстер начала вставать.

– У меня есть чай или молоко…

– Ничего не нужно, спасибо, мэм. – Андреа жестом попросила ее не вставать. Женщина казалась невероятно хрупкой. Ее запястья были такие же тонкие, как костяной фарфор ее чашки. – Мне пора начинать работу. Пожалуйста, сообщите мне или уполномоченному Байблу, если вам что-то понадобится.

– Пожалуйста, присядьте на минутку, – Эстер указала на стул напротив своего мужа. – Мы хотели бы немного узнать о вас, поскольку, как вы сами только что сказали, вы будете проводить много времени в нашем доме.

Андреа неохотно села. Она не могла вспомнить, что делать с руками, поэтому положила их на бедра. Потом поняла, что это, наверное, выглядит странно, и сцепила их перед собой на столе.

Эстер улыбнулась ей теплой бабушкиной улыбкой.

– Сколько вам лет?

– Тридцать три.

– Впритык для начала маршальской службы.

Андреа кивнула. Крайний возраст был тридцать семь.

– Да, мэм.

– Не называйте меня мэм, Андреа. Мы не у меня в суде и гораздо севернее Саванны.

Андреа выдавила ответную улыбку. Очевидно, Байбл показал ее досье судье. Это было логично. Андреа вошла в личное пространство их семьи. Они доверили ей свою защиту. Любой захотел бы узнать больше.

– Моя внучка сказала мне, что у вас обнаружилось неожиданное понимание искусства.

Андреа кивнула, но почувствовала, что ее тело напряглось в тревоге. Не было ли предостережения в тоне судьи? Если Франклин Вон и заметил это, он ничего не сказал. Его зрячий глаз по-прежнему бессмысленно смотрел вперед.

– Джудит необыкновенная. У ее матери была склонность к искусству. Вы, конечно, знаете, что случилось с ее матерью.

И снова Андреа ограничилась кивком.