Забытая правда

Он видел, что Дарина еле сдерживается, чтобы не закричать или не броситься на него с кулаками. Она тяжело дышала, впиваясь ногтями в ладони.

– Кинешься – будет хуже, – зачем-то предупредил Кай. Дарина прикрыла глаза и отвернулась, очевидно пытаясь успокоиться. В тусклом свете творения очертания были размыты, и казалось, будто она вот-вот исчезнет в черной толще воды.

У Кая начиналась ломота в висках. Он устал, замерз и злился на себя за то, что сам так глупо прервал начавшуюся беседу. Пора было уходить.

– Надумаешь поболтать – завтра буду к твоим услугам. – Кай усмехнулся, но смешок получился неуверенным и нервным. Дарина не повернула головы.

Секунда – и своды камеры сомкнулись за ним, оставляя Кая одного в воздушном коридоре. Это были древние творения Воды, столетиями удерживающие Стихию в нужном положении. Немногие имели к ним доступ, обладая должными навыками обращения с Водой. Это делало побег практически невозможным.

Он всегда старался преодолеть эту часть пути как можно скорее, не задерживаясь у остальных камер. Вода была его Стихией, но ужас, с детства внушаемый Водными тюрьмами, был сильнее ощущения пьянящей мощи древних творений. Кай прекрасно понимал, почему многие заключенные сходят с ума еще до казни.

– Ты просто никак не вырастешь из своих детских кошмаров, – часто говорила ему Майя в ответ на эти рассуждения. – Это ведь место нашей Стихии.

Его далла и впрямь будто напитывалась посещением Водных тюрем. Ни пронизывающий холод, ни темнота, ни смутные очертания морских тварей, внезапно выныривающих у стен воздушных коридоров, совершенно не пугали ее. Напротив, от всего этого глаза Майи начинали гореть лихорадочным блеском, на губах появлялась уверенная улыбка, плечи распрямлялись.

Кай вздохнул и прибавил шагу. Майя из его воспоминаний невыносимо отличалась от той бледной, исчезающей на глазах полутени, к которой он спешил каждый вечер. Как бы тяжело Каю ни было себе в этом признаваться, но его далла всегда была сильнее и жестче, чем он. Видеть ее беспомощность стало огромным испытанием, он сам с каждым днем ослабевал, чувствуя, как податливая когда-то Стихия по капле покидает его.

– Привыкай, – бросил ему после ареста семьи Дарины Баст, отдав приказ о проведении допросов. Кай понимал: его списывают со счетов, поручая грязную и муторную работу.

Дневной свет неожиданно ударил в глаза, заставляя щуриться. Кай не заметил, как ноги сами вывели его на побережье. Кивнув мрачному охраннику, он ступил на влажный песок, удерживая Воду и оставаясь сухим. День уже клонился к теплому, золотистому вечеру. Оказывается, Кай провел в камере несколько часов.

Оставалось составить отчет о сегодняшнем допросе для Баста (наконец-то у него имелось о чем написать), и можно будет сбежать в маленькую спальню Майи с окнами на океан. Там, в тишине, рядом с даллой, его ждал кратковременный желанный покой, без отца, допросов, пыток и ночных кошмаров.

– Либо ты начинаешь говорить, либо эта наша встреча станет твоей последней возможностью услышать человеческую речь на долгие годы вперед. – Кай постарался, чтобы угроза звучала правдоподобно, но сам слышал в своем голосе лишь бесконечную усталость. Он понимал, что это дешевый и паршивый прием: либо ему придется сдержать свое обещание и распрощаться с возможностью что-то узнать от Дарины, либо его слова потеряют всякий вес в ее глазах. В то, что она заговорит, Кай уже почти не верил.

Тупая ноющая боль сверлила виски, он окончательно вымотался и к тому же вот уже несколько ночей подряд плохо спал. Кошмары тревожили и без того чуткий сон, темнота, чернее и гуще подводных глубин, забиралась в сознание, вызывая отвратительный, тошнотворный ужас. В этих снах он кричал, но его не слышали, и все попытки выбраться оставались безуспешны. Произнесенные сейчас слова вырвались с бессильной злобой, Кай ни на что не рассчитывал всерьез.

– Сны, – Дарина снова произнесла это очень тихо, почти не размыкая бескровных губ. Но Кай услышал и вздрогнул, как от удара. Это было невозможно, он точно знал, что в камерах заключенные не могут выходить на мысленную связь. Да и между ними двумя ее просто не существовало. И все же Каю стало очень не по себе. Он поспешил закрыть свой разум дополнительной защитой.

– Что ты сказала? – невольная дрожь в голосе выдавала охватившее его волнение.

Дарина посмотрела на него голубыми, обрамленными редкими золотистыми ресницами, глазами. На исхудавшем лице они выглядели огромными, особенно выразительными, но застывшее в них выражение было совершенно обреченным. Каю стало совсем неуютно под этим рыбьим взглядом.

– С тех пор как я здесь, тебе снятся особенно яркие, запоминающиеся сны, которые легко спутать с реальностью.

Казалось, что слова даются Дарине с трудом. Произнося эту фразу, она тряслась, как лист на ветру, охрипший голос становился все неразборчивее. Но она продолжала не мигая вглядываться в лицо собеседника.