– Я получил весть из столицы, Дая. – Орион как будто не замечал яда в ее голосе. – Император готовит новое нападение на Себерию. Аврум не будет сидеть и ждать, пока мы нанесем удар, и ему известно больше, чем хотелось бы. У нас нет времени ждать, пока Рут снова придет в себя. Извини, сейчас не самый удачный момент для такого разговора, но ты должна знать.
Новость ошарашила Даю. Она ожидала чего-то подобного, но не так скоро.
– Напишу ему, – наконец сдавленно произнесла она. – Сегодня же.
– Спасибо, – коротко кивнул Орион.
Несколько минут они молча наблюдали за начавшимся снегопадом. Дая успела порядком замерзнуть. Тревожные мысли съедали все изнутри.
– Чтящими становятся с самого детства? – Она сама не ожидала от себя этого вопроса. Правду говорят себерийцы: когда язык оседлала усталость, разуму за ним не успеть.
Орион остался бесстрастным, как будто она спрашивала о чем-то обыденном.
– Служители набирают новых чтящих среди сирот-мастеров. Меня приняли в чтящие еще младенцем. – Он устало потер переносицу и на секунду показался Дае совсем дряхлым стариком.
– И ты… – Дая прокашлялась от внезапного першения в горле. Раз уж завела разговор, нет смысла сворачивать с половины пути. – Ты не жалеешь? Не чувствуешь себя предателем, хоть иногда?
Пронзительный взгляд синих глаз был красноречивее любых слов. В повисшей тишине отчетливо слышались дальние завывания ветра. Приближалась буря.
– Сколько поколений твоя семья живет в Себерии? – наконец спросил Орион все тем же будничным тоном.
– Много, – усмехнулась Дая. – Никто уже и не упомнит. Это и моя война, если ты об этом. Мне жалеть не о чем.
– Конечно. – По выражению лица Ориона совершенно невозможно было понять, о чем он в эту секунду думал на самом деле. Беседа явно зашла в тупик.
– Мик хочет ответов, – после долгого молчания устало произнесла Дая, вглядываясь в снежную пляску. – Боюсь, на некоторые вопросы я сама бы не прочь разузнать их.
– Тебе надо отдохнуть. – Орион сейчас очень напоминал ее саму получасом ранее. – А потом уже все остальное.
– Ты прав. – Дае вдруг показалось, что она не спала целую вечность. – Пойдем отдыхать.
1009 год от сотворения Свода, Главный двор, второй день первого зимнего отрезка
Бестолковая служанка-берущая снова слишком сильно натопила комнату, из-за этого в висках гудело и дорогая ткань рубашки липла к спине. Бартену хотелось бросить все, ослабить удушливый узел шейного платка и хоть ненадолго выйти на улицу, под редкий невнятный снегопад. Неосуществимые прихоти.
Мысленно проклиная все на свете, он встал, чтобы открыть окно. Нужно было собраться, до визита к Авруму оставались считаные минуты.
Особое положение при Дворе состояло, конечно, не из одних только привилегий, как могло показаться со стороны. Обязанность сообщать плохие новости тоже лежала на плечах Бартена, и каждая встреча с императором давалась ему с все большим и большим трудом. Дурных известий хватало.
Он распахнул ставни и жадно вдохнул сырой колючий воздух. В комнату ворвался привычный шум Предела: далекий гул воздушных кораблей, обрывки разговоров, прилипчивый мотив популярного танца. Бартен знал, Дворы ослабнут последними. Но и их черед обязательно придет, если он опустит руки.
Далеко на востоке, за Мшистыми горами, рухнула очередная стихийная водная башня, снабжавшая водой целый город. Стихия бесповоротно иссякла, починка невозможна. Письмо с этой новостью все еще лежало на его столе, между другими конвертами с приглашениями на приемы и служебными отчетами. Бартен не успел убрать его в папку с остальными подобными сообщениями. Стремительно толстеющую папку, куда в начале весны он подошьет и очередной неутешительный отчет о количестве творцов, родившихся в Элементе за последний год.
Стихия уходила, словно духота сквозь открытое окно в его дорого обставленном кабинете. Запертая, украденная, обманутая, веками терпевшая издевательство над собственной природой. Стихия, без которой эта империя просто не будет существовать.
На смену ей приходил голод. Нищета. Лишения. Аврум любил повторять, что единственная система, в которой нет сопротивления власти, – отсутствие системы. Бартену всякий раз хотелось добавить, что дело ведь в мере этого сопротивления, но такой дерзости он себе, конечно, позволить не мог. Одно дело – горстка недовольных аристократов, беснующихся от скуки, или модное веяние среди молодежи, у которой еще слишком сильно бурлит кровь, и совсем другое – целая страна, измученная бесконечными войнами, стремительно летящая в пропасть. Продолжать отрицать это падение значило примкнуть к нему.
Люди ведь однажды устанут скорбеть о своих мертвецах, и на смену боли придет ярость.
В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, ее почти сразу же открыла та самая молоденькая служанка. Бартен хотел было отчитать ее за все сразу, но передумал, увидев водянистые голубые глаза, в которых, кажется, не было ничего, кроме страха.