Забытая сестра, или Письмо на чужое имя

– Мама говорила, что это оттого, что у меня хорошее воображение. Она уверяла, что мне стоит стать писателем, потому что я придумываю замечательные истории. – В голосе его послышалась горечь. – Она смеялась над ними – над моими историями. Как-то я спросил ее, помнит ли она, как однажды, когда мы возвращались из продуктового и выходили из машины, мы услышали выстрелы? Она воскликнула: «Ничего себе, какой у тебя изобретательный ум!» А потом я как-то сказал ей, что помню кровь на ковре в гостиной. Она расстроилась и сделала мне выговор: «Раз уж ты выдумываешь истории, почему бы не выдумывать приятные?»

– О, Дэнни. – Я коснулась его руки и обрадовалась, когда он не отстранился.

– Я помню сирены, – проговорил он. – Я думал, что машина с сиреной приехала за тобой.

– За мной?!

Он кивнул.

– У тебя шла кровь. И на голове была рана.

– У меня остался шрам на лбу, – сказала я, поднимая челку, чтобы показать небольшой шрам над левой бровью. Однако Дэнни не смотрел на меня, казалось, он погрузился в воспоминания.

– Ты плакала, – сказал он.

Я опустила челку.

– Мама всегда рассказывала, что, когда я была маленькой, я ударилась головой о журнальный стол – от этого и шрам. Но я этого не помню.

– Я думал, «Скорая» приехала из-за того, что ты разбила голову. Но оказывается, нет. – Он покачал головой и продолжил, будто рассуждая сам с собой: – «Скорая» приехала за учителем. За тем парнем, которого она убила.

– Это была случайность! Ты же дочитал до того места, где было сказано, что это был несчастный случай?

– Ну да – случайно попала в глаз, – усмехнулся Дэнни. – Я знал об этом. Знал… – Он запустил пальцы в волосы. – Откуда я все это знал? Я это видел? Слышал? – Он с раздражением потер лоб. – Откуда мне известны все эти детали, Райлс? – воскликнул он. – Я знал, но забыл!

– Мне кажется, – осторожно проговорила я, не желая, чтобы он опять начал гневную тираду по поводу родителей, которую они, возможно, и заслужили, – мама с папой просто хотели, чтобы ты все забыл, и делали все, что было в их силах.

– Мне тогда разрешили не ходить в школу, – сказал Дэнни. – Мама обучала меня на дому, как сначала она обучала Лизу. Ее тогда дома не было. – Он нахмурился, пытаясь что-то вспомнить. – Она и так постоянно уезжала в какие-то поездки и все такое… но тогда она, наверное, была в тюрьме – я не знаю. Может, и была. Я как-то не связал домашнее обучение с сиренами. Я думал, меня за что-то наказали. Они не позволяли мне выходить поиграть. – Казалось, он хаотично пытался сложить кусочки воспоминаний. – Я ведь почти ее не знал, Лизу. Она была старше меня на одиннадцать лет, и ее никогда не было дома. Наша жизнь текла согласно ее расписанию. Весь мир вращался вокруг нее. – Он схватил горсть хвойных иголок. Его лицо было бесстрастным, а в голосе чувствовалось напряжение. Но потом он снова заговорил с теплотой: – Но ты мне всегда нравилась, – произнес он, посмотрев на меня, – ты была классной малышкой.

Мне все никак не верилось, что Дэнни наконец заговорил.

– А ты был моим лучшим другом, – сказала я.

Он разжал кулак, высыпал иголки и вытер ладонь о джинсы.

– Мне постоянно снится один кошмар, – сказал он. – Ужасный. Самый страшный.

– Расскажи, если…

– Сначала я думал, что он связан с Ираком, – перебил он меня, отдавшись своим мыслям, – но теперь я знаю, что нет, потому что в нем мама. Она в нем всегда. И всегда кричит. – Он с силой сжал зубы, напрягая челюсть.

Я была вся внимание, но тут Дэнни вдруг перестал говорить о сне и произнес:

– Самоубийство – это выход для трусов. – Он подобрал прутик и стал теребить его пальцами. – Разумеется, я понимаю ветеранов, которые так поступают, – нести весь этот груз однажды становится слишком тяжело… К тому же не у всех есть вот такое место, в котором они могли бы спрятаться.

Я не сразу поняла, что он называл «вот таким местом». Но потом до меня дошло, что он говорил о небольшом клочке земли в лесу – о своем убежище. И я была тронута, что он позволил мне здесь остаться.

– Обещай мне, что не будешь волноваться о том, что я покончу с собой. – Он посмотрел на меня. – Я знаю, ты волнуешься. Поэтому я так говорю.

Я боялась нарушить теплую атмосферу, которая окутала нас, и в то же время хотела воспользоваться его настроением и копнуть чуть глубже.

– Да, волнуюсь, – признала я. – Главным образом из-за твоей депрессии. Если бы ты принимал лекарства, я думаю, ты бы…

– Я не в депрессии, – оборвал он меня.

Еще как, подумала я.

– Хорошо, – сказала я мягко. – В таком случае как бы ты определил свои чувства? Что бы ты?..

– Я в бешенстве, вот что я чувствую! – Он сломал прутик, и, хотя треск был едва слышным, я вздрогнула.

– На кого ты злишься? – спросила я.