Забытая сестра, или Письмо на чужое имя

– На кого я не злюсь – вот был бы ответ покороче, – ответил он. – Для начала я злюсь на наше чертово правительство за все то дерьмо, которое меня заставили делать. Заставили меня… – Он со злостью покачал головой. – Ты знаешь, как быстро ты там перестаешь видеть в людях живых существ? – Я, затаив дыхание, молчала. – Еще я зол на родителей. На лживого отца и ледышку мать. И на нашу сестру – эгоистичную стерву. – Его лицо раскраснелось и покрылось испариной, он глубоко и часто дышал. – Она забрала весь воздух из нашей семьи, ничего не оставила.

– Но, – вступила я осторожно, – неужели ты никогда не думал о том, как тяжело ей было в детстве? Неужели не понимаешь, как на нее давили?

– Ну уж нет! – Его раздраженный крик нарушил священную тишину леса. – Никто не заставлял ее играть на скрипке. Никто не подстрекал ее убивать ее дурацкого учителя. Ей все преподносилось на блюдечке с голубой каемочкой, и она забрала все!

Я пробежала пальцами по хвойным иголкам, устилавшим землю рядом со мной. В ответ на его ярость я постаралась говорить как можно спокойнее:

– Я просто пытаюсь понять, почему люди поступают так, как…

– Прекрати вести себя со мной как психолог! – взвился Дэнни. – Я ненавижу, когда ты так делаешь.

Я была ошеломлена.

– Я просто пытаюсь…

– Ты сразу начинаешь говорить как автомат, будто вся эта фальшивая теплая пушистая чушь, которую ты несешь, – это часть твоей рабочей программы, и она не имеет ни малейшего отношения к реальности. – Он повернулся ко мне. Лицо его было красным. – Сколько ты училась? Пять лет? Шесть? И ты думаешь, что можешь копаться в головах у людей, когда сама еще толком не жила в реальном мире? Возможно, ты и справишься с тринадцатилетним ребенком. Или четырнадцатилетним. Но не смей лезть ко мне.

У меня было чувство, будто он ударил меня своим ружьем прямо в живот.

– Дэнни. – Больше я ничего не смогла произнести, настолько мне было больно.

– Ты меня совершенно не понимаешь, разве не ясно? – Он схватил ружье и вскочил на ноги. Мое сердце бешено заколотилось, но он лишь посмотрел на меня сверху вниз, заморозив ледяным взглядом бледно-голубых глаз. – У меня не с разумом проблемы, Райли, – сказал он, – а душой. И никакие лекарства этому не помогут.

Он повернулся и, несмотря на хромоту, стал быстро углубляться в лес. Я невольно выдохнула, потом немного подождала и, поднявшись с земли, сотрясаемая нервной дрожью, поспешила за ним, стараясь все же соблюдать некоторую дистанцию. Ноги казались ватными, я еле поспевала за Дэнни, но я не собиралась его догнать. После такой речи мне было бы трудно с ним говорить. Однако я старалась держать его в поле зрения, потому что самостоятельно ни за что бы не вышла из леса – слава богу, футболка на нем была красная. Мои глаза щипало от слез, а вскоре я и вовсе начала плакать от его обидных слов, которые меня жестоко ранили. Вот, значит, как он думал обо мне все это время! Он видел во мне не сестру, а шарлатанку-психолога? Теперь мне не только казалось, что я потеряла брата, но и будто его вообще никогда у меня не было.

Всю дорогу, следуя за Дэнни на приличной дистанции, я обдумывала его слова. Я и представить себе не могла, каково это – оказаться на его месте. Он рос с родителями, которые называли его реальные воспоминания разыгравшимся воображением. А после его и вовсе заставили делать страшные вещи – мучить людей, убивать их. И все это против его воли, вопреки его ценностям.

Может быть, он был прав? Может быть, мне действительно не следовало лезть к людям, которым я заведомо не могла помочь? Я была отличной студенткой – в университете времени не теряла – и много узнала о том, как излечить разум.

Но никто не учил меня излечивать души.

14

Вернувшись домой, я все еще чувствовала боль и досаду от разговора с Дэнни. Я достала из холодильника йогурт, села на веранде, но есть не могла. Я думала о своем брате. Он сказал, что слышал выстрелы и видел кровь на полу. Видел ли он еще что-то, кроме этого, и что родители попытались стереть из его памяти? Я представила, как дирижер, которого я запомнила по видео из Рима, лежит в гостиной нашего дома и из простреленного глаза вытекает кровь. Должно быть, это выглядело ужасно. Меня замутило от одной только мысли об этом, а каково было тем, кто это видел, например моему брату?

Я отнесла йогурт обратно в холодильник и, прихватив ноутбук, вернулась на веранду. Несмотря на вентилятор, жужжащий над моей головой, было очень жарко, но я постаралась не обращать на это внимания. Мне хотелось побольше узнать о человеке, который, похоже, основательно засел в моей голове. В статьях говорилось, что у Стивена Дэвиса не было детей, но имелась жена. Интересно, как она справилась с потерей мужа?