Изначально строения, разумеется, стояли на сухой \ почве, затопленными они оказались, как я уже говорил выше, потому, что в результате землетрясения была перекрыта р. Оронт и уровень долины Амук поднялся. Грунтовые воды, однако, не всегда оставались на одной высоте; мы вели наши раскопки весной, когда воды поднимались выше, но летняя засуха должна была существенно понизить их уровень. Мы, естественно, изменили время наших раскопок и продолжили их осенью. Привезли работающие на бензине насосы и с помощью стальных балок и листов рифленого железа соорудили на полу храма большой кессон, внутри которого могли работать восемь-десять человек; по мере того как они копали и насосы откачивали воду, кессон под тяжестью собственного веса погружался во влажную землю — таким образом мы могли избежать обвалов краев траншеи. Вода стояла на три фута ниже, чем весной, что давало определенные преимущества, конечно, весьма незначительные, если бы мы копали по-старому; но работа внутри кессона позволила нам без особого труда проникнуть более чем на 15 футов ниже храмового пола в слое XVI.
Я сказал «без особого труда», и это верно с инженерной точки зрения; на самом деле обстановка на дне раскопа с насосами и трубами, воротами для подъема тяжестей и блоками, лестницами и настилами скорее напоминала обстановку механической мастерской, чем археологических раскопок, и с точки зрения археолога положение было отнюдь не удовлетворительным. Обычные правила научного ведения археологических раскопок неприменимы, когда приходится в ведрах поднимать почти жидкую грязь. Невозможно было изучить что-либо in situ — из-за подступающей снизу воды люди в лучшем случае оказывались по щиколотку, а иногда и по пояс в некоем гороховом супе, в котором ничего нельзя было разглядеть. Лишь после внимательного осмотра твердых комьев, подаваемых в ведрах, можно было понять что это — сырцовый кирпич или просто. ком грунта. Тем не менее полученные результаты стоили затраченного труда, и так как мы копали вглубь таким образом на двух различных участках, мы могли сравнить наши находки и утвердиться в своих выводах.
Прежде всего мы обнаружили, что материк лежит почти на 14 футов ниже вымощенного черепицей пола слоя XVI. Мощный блок кладки из сырцового кирпича, верхушка которого была видна в слое XVI, удалось надежно проследить на глубину 10,5 фута, а возможно (хотя условия на этой глубине были таковы, что нельзя быть полностью уверенными), он уходил и глубже, до самого материка. Мы не могли определить, был ли этот блок от начала до конца однородным, или он составлялся в различные периоды; не могли мы также обнаружить пола или покрытия перед блоком, хотя позади него находились в более или менее обычной последовательности слои чистой почвы и мусора, что свидетельствовало или о постепенном наносе земли, или о повторяющихся выравниваниях и перенастилах полов. Стена поднималась более чем на 10 футов; скорее всего тут был не один строительный период, а несколько, однако нельзя утверждать, что это было именно так. Поэтому все черепки и прочие находки, собранные во время работы, были помещены вместе и описаны как относящиеся к слою XVII; в действительности они могут принадлежать к двум и более следующим друг за другом слоям. Однако все они более ранние, чем слой XVI, и все они — что самое важное — относятся к эпохе начала Ат-чаны, когда пришельцы возвели в долине Амук свои первые строения на нетронутой почве.
Вся керамика, характерная для Телль-эш-Шейха и Табара-эль-Акрада, была лепной, вся керамика слоя XVII Атчаны сделана на гончарном кругу. В верхнем слое Табары встретилось несколько черепков от посуды, сделанной на Атчане, убедительное доказательство преемственности этих памятников, но можно безошибочно утверждать, что поселение Атчана означало появление культуры совершенно отличной от той, которая была прежде в этом районе. Взятая в целом керамика слоя XVII опять-таки отличается от керамики слоя XVI, но различие здесь скорее стадиальное, чем видовое. Мы не находим здесь прекрасно расписанной посуды, в орнаменте которой преобладают птичьи и звериные мотивы, характерной для последующих слоев, но обнаруживаем, начало этого стиля — роспись пока еще грубую и простую. Поэтому то, что последовало в дальнейшем, это не революция, а естественное развитие примитивного искусства первых поселенцев.
Кто были эти поселенцы, мы еще не можем сказать. Они находились на весьма высоком уровне культурного развития; им был известен гончарный круг и секрет использования