Поэтому, когда Конти озвучил совершенно невероятную идею о перенесении университета в Вену, речи Баттисти в парламенте приобрели наиболее агрессивный характер. Выступая 24 октября 1911 года на заседании, Баттисти заявил, что он категорически против всех институтов власти в монархии Габсбургов, и тем более в Вене. Он окончательно раскрыл все свои карты, сказав, что это просто нелепо, потому что «главным врагом итальянского университета стало австрийское правительство»[386]
. По его мнению, создание итальянского факультета в Вене не отвечает интересам итальянцев, потому что им нужен «настоящий университет», а не какая-то «мелкооптовая фабрика». Тем более что речь идет не только о юридическом факультете, но и о медицинском, философском и педагогическом, который выпускал бы учителей средних школ, так как отсутствие средней и высшей школы – это «признак упадка национальной культуры»[387] и ведет к «обескровливанию итальянского интеллектуального самосознания». Кроме того, «Вена – неподходящее место для итальянских профессоров еще и потому, что университет не может быть отделен от своего народа, как голова от тела»[388]. Поэтому единственной возможной альтернативой может стать только Триест, как центр итальянцев.Де Гаспери, выступавший на следующий день, напротив, ратовал за создание факультета в Вене, поскольку, с его точки зрения, речь шла о большой уступке австрийских властей в университетском вопросе, то есть о «подчинении общей законосообразности» и «категорическом императиве»[389]
.Стремясь предупредить нападки правых радикалов, Де Гаспери логично возразил, что не стоит опасаться появления на базе университета нового центра итальянского ирредентизма, поскольку именно отказ от культурного равенства и приводил ранее к националистическим волнениям итальянской стороны. Отношение «популистов» к университетскому вопросу он назвал «политикой бессердечного упрямства». Де Гаспери объявил, что пора наконец принять решение и «покончить с туманным состоянием между надеждой и тревогой».
Закончил он свою речь предупреждением:
«Тот, кто хоронит идею факультета, навлекает на свою голову новые проблемы, потому что факультетский вопрос будет восставать из могилы вновь и вновь»[390]
.Пока эти двое изощрялись в афористичности, позади каждого из них росла группа сторонников, что превратило университетский вопрос в политический тупик. Риторическая дуэль окончательно сделала их антагонистами, после чего австрийскому парламенту оставалось довольствоваться ролью зрителя или в крайнем случае статиста, выходящего на сцену с предложением подавать на стол.
Эта борьба за итальянские интересы продолжалась до 1914 года и стала одной из роковых проблем Габсбургской монархии – государства-колосса, поглотившего множество национальностей и в конце концов погребенного под их спудом.
Но внутренние трудности и противоречия в решении таких проблем показала именно полемика между Де Гаспери и Баттисти, представителями одной национальной группы. Первый предлагал поэтапную работу вместе с правительством, второй провоцировал развал страны, отмежевание итальянцев и войну.
Де Гаспери видел будущее многонациональной империи в равновесии национальных прав и постепенном замещении немецкого превосходства на конгломерат центра и национальных меньшинств. Готовность к компромиссу Де Гаспери объяснялась стремлением к легитимности, то есть реальному праву на существование международных союзов. Разнонациональные сообщества с политической и прагматической точки зрения должны быть готовы к переговорам. В этом будущего политика Де Гаспери не смог переубедить даже двадцатидневный арест в Инсбруке, временно приравнявший его к бунтовщикам и революционерам. Тем более что в камере, как мы помним, он писал не революционные манифесты, а курсовую работу по «Фаусту».
12 августа 1914 года депутат Венского парламента доктор Баттисти с женой и тремя детьми вышел из своего дома в Тренто и добрался до итальянской границы. Они поселились в Милане. Как раз в это время Италия объявила о своем нейтралитете.
28 июля 1914 года закрылся Венский парламент, а в сентябре в Риме появился Де Гаспери. Это произвело ошеломляющее впечатление на его земляков. В письме своему товарищу Джованни Педротти[391]
Чезаре Баттисти сообщает: «Сегодня я натолкнулся на депутата Де Гаспери. Когда я его увидел, на меня будто затмение нашло. Будь со мной тогда какой-нибудь молодой человек, я бы его отправил за ним проследить»[392]. Он был уверен, что Де Гаспери – австрийский шпион.С октября 1914 года до мая 1915 года Баттисти ездил по городам и выступал с политическими лекциями в университетах Италии, всюду встречая восторженное признание. На его митинги охотно собиралась возбужденная толпа – та самая «la folla criminale», о которой писал его соотечественник Сигеле.