Забытое убийство

Сам шумный синьор Рапаньетта-Д’Аннунцио тоже сначала повоюет за свою идею с оружием в руках, но – вот досада! – на фронте ведь нет публики, и аплодисментов ему не дождаться. И тогда он совершит резонансный поступок. Кому еще, кроме Д’Аннунцио, пришло бы в голову на самолете кружить над Веной, разбрасывая вороха листовок?[121] Это ведь гораздо интереснее, чем потрясать стихами общество дремотной, пропахшей цветами и пудрой итальянской гостиной. Поэту Д’Аннунцио мало было сочинять причудливые монументальные драмы о мертвых людях на живых обломках великого римского прошлого, вроде «Мертвого города». Ему мало было придумывать новеллы, исполненные эротизма, величия и духа смерти. Ему мало было слыть патриотом, философом, политиком. Д’Аннунцио желал быть не только творцом, но и музой: он желал не только красиво писать, но и красиво жить. От несчастной любви к этому искусительному триумфатору великая актриса Элеонора Дузе резала себе вены, маркиза Карлотти ушла в монастырь, а графиня Манчини попала в сумасшедший дом. Д’Аннунцио ничего не стоило похитить аристократку из почтенного семейства только для того, чтобы, узаконив брак, обрести вожделенный дворянский титул. В Италии титул – это стильно и престижно, она еще жила вкусами дряхлеющих времен. Особенно титулы нравились дамам. Одна только Айседора Дункан не отвечала ему взаимностью, потому что слишком уважала Элеонору Дузе и ее чувства к этому буйному поэту.

Позднее апологеты и биографы Д’Аннунцио, оказавшиеся во власти сокрушительного обаяния этой личности, не могли прийти к единому знаменателю при создании внешнего портрета: одни видели его брутальным провинциалом с крепкими рабочими руками и глазами мелкооптового торговца, другие – утонченным столичным дворянином с изящными пальцами и томным взором. Художник Бенуа вообще изобразил его штрихами – в виде эскиза, где человека не разглядеть, а есть только загадка. Но он был не первым и не вторым, а чем-то еще, не похожим на свои портреты. Возможно, той самой загадкой с эскиза Бенуа. Ему это льстило.

Д’Аннунцио мог совершить нечто из ряда вон выходящее. Например, попытаться прорваться на встречу с американским послом, размахивая револьвером. Посол Пейдж[122] был в ужасе от эпатажных появлений этого сумасшедшего драматурга на политических раутах. Он и сам писатель, но в политике человек умеренный и спокойный. Пейдж даже пообещал: если 4 мая Д’Аннунцио опять пустят на заседание, дипломатические отношения США с Италией будут прерваны.

А возмущенный господин поэт Рапаньетта-Д’Аннунцио недоумевает: «Как так? Мы же вступили в войну! Выполнили все условия договора! Где обещанная Далмация? Где Фиуме?»

На заседании в Риме, даже в отсутствие буйного Д’Аннунцио с его револьвером, речь идет о том же самом – о Фиуме, ставшем камнем преткновения из-за преобладающего в нем итальянского населения. Премьер Орландо[123]с неподражаемой, почти самоубийственной, патетикой бьется с американским президентом Вильсоном[124] и недоумевающими западными дипломатами за этот город.

«Премьер Орландо: Я утверждаю, что, если Фиуме не будет передан Италии, это вызовет в итальянском народе столь сильную бурю протеста и ненависти, что они приведут в сравнительно недалеком будущем к глубоким конфликтам <…>

Я вновь настаиваю на своей мысли и утверждаю, что, если Фиуме не будет передан Италии, факт этот по своим последствиям окажется в огромной степени роковым как для интересов Италии, так и для международного мира <…>

Следует продолжительное молчание.

Вильсон: Невероятно, чтобы представители Италии встали на эту позицию!»[125].

Факт этот стал роковым в первую очередь для самого премьера Орландо: в 1919 году ему выдали в Италии вотум недоверия, и он ушел со своего поста. Можно себе представить и недоумение Вильсона: он впервые столкнулся с такой своеобразной манерой ведения дипломатических переговоров.

А пока политики совещались, мятежный писатель догадался, что Фиуме Италии не видать как своих ушей: премьера Орландо все эти англо-американцы уболтают, а город отдадут хорватам или сербам. Стоял сентябрь 1919 года, надеяться уже было не на что. И Д’Аннунцио плюнул на переговоры. Он просто сел в самолет, завел двигатель, полетел в Фиуме и… захватил город.

Самовольный захват города Фиуме писателем Габриеле Д’Аннунцио – одна из самых ярких и авантюрных страниц истории, напоминающая анекдот. Впрочем, Антанте было не до шуток. В захваченном городе во главе двух тысяч ополченцев итальянский поэт почти два года сидел самопровозглашенным бургомистром, а изумленные страны-союзницы не могли его оттуда выкурить никакими силами. При этом хитрый Д’Аннунцио вовсе не отвергал политических решений Рапалло и не собирался включать Фиуме в состав Италии, тем более что Италия и сама вынуждена была объявить мятежному поэту бойкот.