Забытое убийство

Эстет Д’Аннунцио поступил оригинальнее: он провозгласил город Фиуме независимой Республикой Красоты, конституция которой была написана им самим, и, разумеется, в стихотворной форме. Он поднял над городом красный флаг с девизом «Кто против нас?» и назначил на пост министра культуры своего друга, дирижера Артуро Тосканини.

Неизвестно, что было бы дальше, если бы в конце декабря 1920 года Республику Красоты не обстрелял лишенный творческого воображения британский флот. Лишь после этого самопровозглашенное государство было покинуто его создателями.

Остается только удивляться, как при такой насыщенной жизни Габриеле Д’Аннунцио удалось умереть в преклонном возрасте от апоплексического удара.

Вот такие они, эти римляне.

* * *

А в первом десятилетии века Чезаре Баттисти еще не был ни депутатом Венского парламента, ни лейтенантом отряда «альпини», ни австрийским дезертиром, ни итальянским великомучеником. Он продолжал свою политическую и издательскую деятельность в Тренто. И как всякому лидеру политического движения, ему хотелось иметь преданных делу учеников. Вот почему он с такой радостью привлек к работе одного перспективного юношу, выходца из простой, но политически грамотной семьи сельского кузнеца.

У молодого человека был неподвижный взгляд сливовых глаз и грубоватые манеры, но он был напорист, настойчив и очень убедителен. Чезаре даже сделал этого замечательного молодого социалиста редактором своей газеты, увидев в нем преданного ученика и продолжателя дела итальянского патриотизма.

Такое пристрастие Баттисти у многих вызывало недоумение: юноша казался необразованным и даже социально неадекватным, попросту говоря – внесоциальным. Есть какая-то ирония в том, что в детстве этого мальчика определили в школу монахов города Фаэнцы, хотя уже тогда он имел явные криминальные наклонности и был жесток и мстителен. Впрочем, то был не единственный пример в истории, когда будущие преступники и тираны начинали свой жизненный путь в стенах семинарии или монастыря.

Грубые манеры, самодовольный взгляд налитых злобой глаз и вспыльчивый нрав почему-то не смущали Баттисти, тем более что ученик постоянно демонстрировал преданность учителю. А кто против этого устоит? Не смущали его манеры и женщин: они слетались к этому юному борцу как мотыльки на свет. Лишь одна из них, политизированная русская эмигрантка и дама полусвета Анна Кулешова, не станет жертвой его харизмы и даст ему меткую оценку: «Сентиментальный стихоплет, начитавшийся Ницше». Впоследствии знавшие этого молодого человека люди подвергали сомнению только первую часть определения Кулешовой: сентиментальным этот юноша уже не казался.

Из школы подающего надежды отрока выгнали: он не брезговал поножовщиной и драками, воткнул старшекласснику стилет под ребро, угрожал директору местной фабрики палкой, а потом вообще сбежал и бродяжничал, промышляя воровством, вместо того, чтобы учиться. Как ему удалось все-таки получить аттестат зрелости, да еще и устроиться на работу школьным учителем, знает только история.

* * *

Италии начала XX века пока далеко до всех этих удивительных событий. И провинциальный молодой человек пока еще только посещает лекции профессора Вильфредо Парето на экономическом факультете в швейцарской Лозанне. Со своим будущим шеф-редактором и покровителем Чезаре Баттисти он еще не знаком, хотя уже знаком с эмигрантом Владимиром Лениным и русскими анархистами. Юноша тогда вполне определился со своим предназначением: ему пришлись по душе лекции Парето, на которых говорилось, что власть всегда принадлежит немногим избранным. Демократические и аристократические государства никогда не поднимались выше посредственностей. Можно достичь успеха, лишь доверив правление одной личности, одаренной большим талантом, более образованной, чем масса. Только такая личность сможет руководить массой и давать ей советы.

Себя он уже в 1902 году считал большим талантом, более образованным, чем масса, а всех остальных – толпой, состоящей из посредственностей. Но ведь это так типично для будущего политического лидера. Они эксцентричные люди, эти политики. У молодого ученика Баттисти и прозвище-то было эксцентричное – Маленький дуче. До Большого дуче оставалось совсем немного.

* * *

А в это самое время, когда век еще только начинается, ирредентисты Тироля отчаянно борются за свои права на маленьком клочке земли в надоевшем до оскомины чужом королевстве, которое по стечению обстоятельств оказалось для них домом. Самые энергичные из них уже видели в будущем объединение своей малой родины с Италией. Однако пока их единственным требованием оставался итальянский факультет права на австрийской земле.

В своем выступлении на конференции, посвященной столетию инсбрукских событий 1904 года, социолог Ева Бауэр отмечала, что сращивание университетского, студенческого вопроса с ирредентистами, «которые не посещали этот университет, наводит на мысль, что это было сознательным и продуманным решением, направленным на придание веса своим собственным <…> объединениям»[126].