Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции

С 25 мая по 14 июня 1944 года Свешников и Зорин определили среди американцев на полтавских базах с десяток потенциальных шпионов. Едва ли не первым номером в этом списке подозреваемых стояло имя майора Элберта Лепавски, одного из создателей операции “Фрэнтик” и ветерана полтавской базы. Именно он дал операции первое название – “Бейсбол”. Лепавски родился в 1907 году в Чикаго, в семье еврейских эмигрантов, покинувших Российскую империю, и построил блестящую академическую карьеру в Чикагском университете. Он учился у Чарльза Эдварда Мерриама, основателя поведенческого подхода в политологии, получил докторскую степень в 23 года и написал ряд важных монографий, эссе и докладов о городском управлении и распоряжении природными ресурсами. В 1930-х годах он занимался наукой в университете и одновременно работал в муниципалитете Чикаго, где занимал ряд должностей. В начале 1942 года, когда Лепавски после катастрофы Пёрл-Харбора вступил в ряды военно-воздушных сил, в городе освободился целый ряд постов. Его бывшим работодателям в администрации Чикаго пришлось искать нового руководителя научноисследовательских работ в юридический департамент, нового помощника директора Счетной палаты и нового директора Федерации сотрудников налоговых служб; а университету – нового директора Института гражданской службы¹¹.

Лепавски, убежденный сторонник Нового курса, не только считал, что в годы войны должен служить своей стране в военной форме, но и приветствовал союз с исторической родиной. Да, Российской империи уже не было, революция 1917 года превратила ее в Советский Союз – страну социалистического эксперимента, и Лепавски этому эксперименту симпатизировал, но, впрочем, никогда его особенно не поддерживал. И даже считая свою аналогию с бейсболом (из него понятия “домашняя площадка”, “гости” и “подходы к базам”) полезной и эффективной, он прекрасно осознавал различия американской и советской “команд”. Идею эту он выражал так: “Другая команда в нашем бейсболе – уникальный союзник, но очень мало кому из нас понятны ее образ мыслей и политическая система”¹².

Наверное, Лепавски и не представлял, насколько он был прав насчет образа мыслей партнеров из СССР. Еще 25 мая подполковник Свешников внес его в список подозреваемых за чрезмерную заинтересованность в общении с советскими офицерами и местными жителями. Свешников сообщил в Москву все, что узнал о Лепавски: что тот учился в Чикаго, Лондоне и Берлине и в настоящее время служит адъютантом американского командующего полтавской базы. И спросил, известно ли московским сотрудникам Смерша еще что-нибудь. Ему ответили только одно: Лепавски прибыл в Москву в феврале 1944 года с частью первого эшелона офицеров ВВС США для подготовки операции “Фрэнтик”. С момента прибытия его, как и других американских военных, держали под наблюдением до середины апреля, пока Лепавски не уехал в Полтаву.

И именно 14 апреля, за день до отъезда Лепавски из Москвы в Полтаву, в 22:20 группа наблюдения заметила, как он выходил из гостиницы “Националь”, где встречался с неким незнакомцем. Выйдя из отеля, они некоторое время прогуливались, разговаривая на языке, который агенты определили как иностранный. Затем Лепавски вернулся в гостиницу, а неопознанный мужчина вошел в дом в центре Москвы, на Петровке. Вскоре его личность установили: это был Исаак Звавич, профессор истории Московского университета. Он родился в еврейской семье в Одессе в 1906 году, окончил Лондонский университет и в середине 1920-х годов работал консультантом советского посольства в Великобритании, а с 1928 года преподавал в вузах, изучал историю российской дипломатии XIX века и стал одним из ведущих советских специалистов по Великобритании и британской истории. Согласно докладу спецслужб, Звавич был женат, обеспечен и занимал большую, хорошо обставленную комнату в коммунальной квартире в центре Москвы¹³.

Это все, что могли сообщить о Лепавски из Москвы. Свешников и Зорин решили довериться интуиции. Само происхождение Лепавски делало его подозреваемым, тем более что он владел русским языком и, согласно данным контрразведки, скрывал этот факт. В разведку сообщили, что Лепавски получал письма от семьи из США, написанные по-русски, но представителям советских властей он говорил, что не знает и не понимает этого языка. Были подозрения, что он использует свое положение адъютанта для прикрытия разведывательной работы. “Систематически посещает наши штабы под предлогом выполнения отдельных незначительных поручений”, – сообщал Свешников в Москву. Впрочем, любой человек такого происхождения, воспитания и положения не мог сделать на базах почти ничего, что не вызвало бы подозрений. И он оставался в списке Свешникова и Зорина, пусть те и не имели никаких веских доказательств того, что Лепавски – шпион¹⁴.

* * *