Забытые боги

Синтия въехала в мой "двор" так ловко, словно уже бывала в нем. Должно быть, Кристина подробно объяснила ей, что нужно обогнуть кусты, а потом повернуть к дому. Машина остановилась напротив крыльца. Класс! Я вылез и словно нырнул в воду — оказался плотно объятым воздухом луга и леса. Как я вздохнул! Даже поднял руки и потряс ими, помогая заново открываюшемуся дыханию. Надо ж было мне после этой целебной благодати заболеть воспалением легких. Но я вернулся к ней, вернулся!

Покинула машину и Синтия, я увидел, как расширились при первом вдохе здесь ее красивые ноздри.

Я машинально пошарил в заднем кармане брюк, где у меня всегда были ключи от дома, но дверь вдруг открылась и на крыльцо ступила Кристина!

— Привет, ребята! А я уснула, дожидаясь. Ну, как ты? — спросила она у меня.

— Как я? — замешкался я с ответом. — Слишком много хорошего в один день. Ты мне не снишься? А потом у нас, у русских, принято опасаться сплошной удачи: как бы, мол, черт ее не подпортил. Тьфу-тьфу-тьфу!

— У вас, у русских, все должно быть наоборот. Добро пожаловать!

Стол был накрыт: креветки (Кристина знала, что я их люблю), два диковинных, хоть и из магазина, салата, мясо под соусом тариаки, который я учуял еще на крыльце, белоснежное картофельное пюре, украшенное зеленью. Белое сухое вино (я понял, что для Синтии). Стояла и "моя" выпивка, но я не имел права прикладываться к ней из-за антибиотиков, которыми был напичкан.

Я думал, что буду дома один, и приготовился к этому, а тут такое. Женщины ухаживали за мной, обе понемногу пили: Синтия — вино, Кристина — крепкое, по капельке. Обе тараторили, смеялись, подтрутнивали над оплошавшим мужиком — и ни слова о том, что меня раздирало: КАК ПРОИЗОШЛО МОЕ СПАСЕНИЕ? Вероятно, думалось, как я и предположил. Дело было настолько ясное, что о нем и говорить нечего. Теперь гораздо важнее застольный треп. Но я в нем только поддакивал, разглядывая обеих женщин, таких — очень — разных, таких — по-своему — интересных.

Я никак не расчитывал, что в моем домике когда-нибудь будут сидеть сразу трое. Синтия оказалась тактичной: ни разу не поморщилась, оглядывая убогую мою обстановку, наоборот, похвалила окно с видом на луг, а про воздух сказала, что им можно торговать на ньюйоркских перекрестках как напитками, набирая здесь в бутылки. У него еще есть ручей, заметила Кристина. "Ручей может позволить себе только миллионер, да и то, когда отойдет от дел, ответила ее подруга, ручей в наше время непозволительная роскошь".

Скоро женщины собрались уезжать: Синтия должна была завезти Кристину в N, а после ехать в Нью Йорк. Она уже села в машину, мы с Кристиной стояли пока что на крыльце.

— Ты помнишь, я тебя спросила, собираешься ли ты здесь жить и зимой? — Это, верно, было то, что она не могла сказать за столом.

— Я все помню.

— Я скажу тебе важное: за эти дни я поняла, что не хочу тебя терять. Поняла с ужасом: ну зачем, зачем мне эта обуза? И что нам теперь делать?

"Нам" было произнесено впервые.

Синтия в машине вынула зеркальце и стала красить губы.

— Вся осень будет наша. Ты к зиме не передумаешь?

Синтия в салоне наклонилась, чтобы взглянуть на нас.

— Я бы передумала. — Взгляд на Синтию, кивок. — Но, боюсь, что не получится.

— Слушай! — взмолился я. — Как я оказался в госпитале? Меня на самом деле подобрала Синтия?

Кристина улыбнулась.

— Балда! (You, turkey!) Нет, конечно. Я приехала к тебе и увидела на диване без сознания. Стащила с дивана, выволокла на крыльцо, погрузила в свою машину. В госпитале — он же в моем городке, слава богу, что на отшибе — назвалась именем Синтии…

— Грузила одна? — задал я глупый вопрос.

— Впервые я таскала такую тяжесть. А забирать тебя приехала Синтия, твоя сердобольная опекунша…

— Но почему ты заехала?! Ты ведь не должна была… ну, по моим расчетам…

— Даже мои расчеты — а ведь я посерьезнее тебя — полетели к черту. Машина сама затормозила и повернула к тебе. Честное слово, она знает больше меня. Мне придется к ней прислушиваться.

— Когда ты заедешь?

— Не знаю. У меня куча всяких дел. Впрочем, нет, тебя ведь надо проведать. Приеду. Выздоравливай. Привет твоему ручью.

Я проводил машину до хайвея, вернулся. В доме снова царила тишина. Как-то я к ней отнесусь после пережитого? Не будет ли ее слишком много? Или мало?

С полчаса я передохнул на диване, оглядывая прибранную по-женски комнату (ни соринки, ни пылинки), все-таки поднялся и направился по своей тропинке к ручью. Сил было маловато, но мне не было нужды торопиться; я шел по тропинке, как после долгого отсутствия, то трогая рукой знакомую ветку, то переступая через знакомый цветок; изумрудное вкрапление на рыжем от лишайников камне вдруг шевельнулось: ящерица повернула ко мне голову, но не убежала. Может быть, узнала.

— Привет, красотка! — сказал я ей. Прошел мимо камня и оглянулся: да, изумрудное вкрапление.