Забытые боги

На следующий день пришла еще одна медсестра, на этот раз с высветленными волосами, тоже немолодая, с бесстрастным лицом человека, исполняющего привычный обряд. Она перекрыла вентиль кислорода, остановила капельницу и предложила мне пройтись. Мы сделали круг в соседнем большом помещении, где на столах стояли самые разные приборы и возле них сидели люди, — сестра изредка поддерживала меня за спину. За все время нашей "прогулки" она не сказала ни слова. Так же молча сестра восстановила подачу кислорода и капельницу и ушла.

*medicaid — бесплатная медицинская помощь.

Прогулка показала мне, что всего лишь двое суток в американской больнице многого стоят. Я думал, что меня будет шатать, но нет. Но, может, я держался.

Врач снова послушал мои легкие и сердце, и сказал, что завтра, в субботу, я могу вернуться домой. Сообщил, что моя благодетельница (он назвал ее "женщиной, которая вас опекает"), прибудет на машине к назначенному часу, к 12-ти и отвезет меня домой. Уверен ли я, что обойдусь без дочери? ОК. Он надеется, что осложнений не будет, небольшие затемнения в легких уже неопасны, но нужно будет принимать некоторое время такие-то и такие-то лекарства (подал мне листочки-рецепты) и избегать сквозняков. Он желает мне всего хорошего.

В наших больницах всегда можно было переброситься с врачом или медсестрой парой-другой недежурных слов, здесь это не принято. Ты объект лечения, не больше, ничто человеческое, (humani nihil) не приветствуется. На это, наверно, просто нет времени.

Назавтра, к двенадцати, я был освобожден от проводов, мне принесли мою одежду. Одеваясь, я понял, что еще слаб, — воспаление легких штука серьезная. Оно у меня второй раз, но в тот я вылеживал хворь полторы недели.

Оделся, глянул на часы — без четверти 12. Сейчас за мной заедет "женщина, которая меня опекает". Я совсем ее не помню. За окном был хороший, начала июля, солнечный день. Во дворе госпиталя полно зелени, дальше шли коробки и кубы невысоких зданий, офисов, фабричек. Больница далеко от центра.

Без десяти, без пяти… Вошла уже знакомая, "невозмутимая" медсестра.

— За вами пришли. — Это были первые ее слова ко мне.

Я встал, проверил, не шатнет ли меня. Нет, держусь. И пошагал за ней.

В вестибюле с кресла поднялась незнакомая женщина — в легчайших, кофе с молоком, брюках, в яркой рубашке навыпуск. Светлые волосы гладко, как у балерин, причесаны, сзади собраны в "хвост". Красиво вырезанные ноздри, небольшая тонкая горбинка, полные губы. Огромные полутемные очки. Длинная стройная шея; я вспомнил о художнике. Улыбнулась (очень красивые зубы), взгляд был прищуренным только доля секунды, потом стал приветливым, словно я старый знакомый. Американская улыбка обозначила набор морщинок-скобочек по краям губ.

— Привет, Макс! Я Синтия. Как дела?

— Привет. Я в порядке. — Я обернулся. Сестра наблюдала за встречей, стоя метрах в пяти от нас, готовая уйти. Ее миссия была закончена.

— Спасибо, — сказал я ей. — Вы поставили меня на ноги. Вся работа со мной была — высший класс.

— Thank yoи. — Повернулась и ушла.

Крайслер Синтии стоял перед входом в госпиталь.

Разговор начала женщина. Как мне было в госпитале? Хорошо ли я чувствую себя сейчас? Заболеть летом — это нонсенс, но нынешняя жара может нести с собой все что угодно. Особенно опасны при ней сквозняки. Я рассказал про вентилятор в кинотеатре, предположил и вирус. Спросил, в каком состоянии я был в своей машине на обочине? Синтия повернула ко мне голову и просканировала мое лицо. Вынула было сигарету, но тут же спрятала ее в пачку. Со стороны ее окна до меня долетал очень теплый и такой приятный ветерок. Она спросила, не опасен ли мне свежий воздух, а на мой вопрос почему-то не ответила. Я не стал его повторять. Наверно, было так: Синтия ехала в гости к Кристине и подобрала незнакомого бородатого мужика, сигналившего о беде, узнала в нем любовника подруги… нет, что я несу! Она могла рассказать о дорожном эпизоде Кристине просто так, болтая обо всем, а уж Кристина узнала в незнакомце меня! Этот вариант самый реальный…

Мы подъезжали к моему домику. Синтии нужно было проехать еще пару миль, чтобы развернуться и оказаться на "моей" стороне хайвея. Я сказал, что, может, я выйду, что под руку меня вести домой не нужно, я в порядке, но женщина мотнула головой.

Когда Синтия разворачивала машину, я обратил внимание на ее руку, поднявшуюся по баранке вверх. Худое запястье, длинные пальцы с выделяющимися суставами — рука вкалывающей американки. И, видно, дорогое кольцо: небольшой квадратик бриллианта (наверняка "субботнего"), схваченный четырьмя лапками белого золота, колет глаза лучиками.