Забытые боги: Пепельное солнце

– Вы же сами слышали, как Тайсвен даёт мне указания, зачем же сейчас позабыли? Вы всегда, стоит Тайсвену уйти по делам, стремитесь нарушить все правила, установленные в Храме. Жрец ведь ясно вам сказал сидеть в комнате и пытаться вновь попасть за Грань. Так что перестаньте строить из себя капризного ребенка и приступайте!

Сюльри опешила от такой наглости, прищурилась и злобно, как дикая кошка, прошипела:

– Думаешь, что раз на «вы» ко мне обращаешься, так можешь нести всё, что вздумается? Если есть, что сказать, тогда перестань выкать, говори, как есть, без этих словечек! Или мне тоже тебя теперь на «вы» называть, жалкого пса? Безмозглый дуралей, пыль пустынная!

Байзен покраснел и поджал губы.

– Я не пёс, – нерешительно возразил он, но Сюльри от этого лишь больше распалилась:

– А кто ты тогда? Стоишь возле двери и никуда не пускаешь, а ещё лаешь попусту. Кусаешь всех подряд, а потом, виляя хвостом, прощения всё вымаливаешь. Пёс ты, самый настоящий!

Ноздри горга слегла дрогнули, а по лицу прошла едва заметная судорога.

– Дома у тебя своего нет, семьи и друзей тоже, – продолжала издеваться Сюльри. – Живёшь за счёт господских подачек, делаешь, что они попросят, а своего мнения не имеешь. Только и можешь срывать накопившуюся злобу на бедных прохожих, а господам и слова поперёк не скажешь.

– Прекрати! – неожиданно взорвался Байзен. Черные без белка глаза опасно сверкнули, а бледное лицо горга начало покрываться лёгкой белесой щетиной. – Ты же не знаешь ничего, совсем ничего не знаешь!

Сюльри опасливо вжалась в стену, пеняя на себя за то, что не смогла сдержать язык за зубами. Она ведь тут совсем одна, никто её не спасёт от ярости чудовища, как тогда, в переулке… В памяти Сюльри возникло отвратительное воспоминание об острых клыках и запахе крови, и девушка задрожала от страха. А Байзен всё продолжал:

– Я не хотел становиться таким! Я был обыкновенным, жил в своей родной стране, с семьей, а они меня выкрали! Выкрали и продали на ярмарке ради забавы!

Шерсть на щеках юноши стала гуще, глаза его впали внутрь черепа, а зубы вытянулись вперед, голос Байзена стал ниже на октаву и начал хрипеть, когда он говорил:

– Меня выкупил один жрец Песка для развлечений, – Байзен дрожал всем телом. – Ставил надо мной эксперименты в заброшенной хижине на окраине Эфриса. Он заточил мою душу в сосуде, а сознание сделал податливым и послушным. Превратил меня в это…

В словах Байзена слышалась такая горечь и обида, что Сюльри позабыла свои страхи. Она встала с кровати и приблизилась к юноше, но всё же оставаясь в отдалении.

– Ты не был рожден монстром? – переспросила Сюльри. Байзен поднял голову и посмотрел на неё. В его темных глазах трудно было что-нибудь разглядеть, но лицо, изуродованное неполным превращением, выражало невыносимую скорбь.

– Я был рождён летать, – тихо проговорил горг. – Но он отрезал мне крылья.

Сюльри обомлела. Ей и в голову не могло прийти, что в мире существует нечто подобное. Мир, поделенный на чёрное и белое, смешал свои краски, затянув девушку в запутанный водоворот реальности.

– Этого не может быть, – покачала головой Сюльри. – Ты не мог быть кенканом, ты не похож на него, нисколько.

– Почему же не может? – в хриплом голосе Байзена послышалась горькая усмешка. – С тобой ведь приключилось тоже самое. Однако тебе повезло больше. Тот, кто выкрал тебя, не стал продавать тебя на ярмарке, дал тебе свободу, пускай и извращенную. Ты потеряла крылья, но сохранила свою сущность. У тебя ещё есть шанс всё вернуть.

– И что? – резко вопросила Сюльри. Байзен не ожидал от неё такой реакции и удивленно воззрился на девушку, которая уперла руки в бока, нахмурила густые пшеничного цвета брови и начала его отчитывать: – Мне что теперь нужно тебя пожалеть? Или порадоваться, что хоть меня и выкрали, по твоим словам, я этого совершенно не помню, но мне всё равно повезло больше, чем тебе? Тебя это успокаивает или что? Думаешь, раз кому-то посчастливилось больше, то тебе и делать ничего теперь не надо, а лишь только скулить по углам о своей несчастной доле?

– Ты не понимаешь, – хотел было объясниться Байзен, но Сюльри и шанса не дала ему это сделать:

– Не понимаю и не хочу. Мне с такими, как ты, не о чем разговаривать.

И она, обиженно поджав губы, села на кровать и отвернулась к стене. Байзен остался в смятении от такого поворота событий, но не знал, что и сказать. Горг немного успокоился: шерсть сошла с его горящих от стыда щёк, он был смущен, ведь совершенно не планировал вот так вот изливать гнетущие мысли своей неудавшейся жертве, а от того совсем притих. Хотя он внутренне, где-то глубоко внутри, всё же радовался тому, что его исповедь прервала нескончаемые возмущения Сюльри, и она оборвала свои попытки выбраться прочь из комнаты.

Никто больше не нарушал молчания. Байзен слышал лишь, как сердито и громко дышит Сюльри, и как где-то в глубине Храма копошатся в своих комнатах жрецы.