Забытые генералы 1812 года. Книга первая. Завоеватель Парижа

– Не волнуйтесь, милейший маркиз. Тот, кто не может дело делать, занят своими амбициями. Это же так естественно. А амбиции имеют ещё тенденцию расти, особенно если ты ещё оказался в одной постели с сиятельной особой, но ведь это полководцем ещё не делает. Вот и обидно. Но страшнее другое. Понимаете, маркиз, императрица Екатерина знает о плутнях и грабежах своих любовников, но молчит. Ободрённые таковою слабостию, они не знают меры своему корыстолюбию и самые отдалённые родственники временщика с жадностью пользуются плодами краткого его царствования. Отселе произошли сии огромные имения вовсе неизвестных фамилий и совершенное отсутствие чести и честности в высшем классе. От канцлера до последнего протоколиста всё крадёт и всё продажно. Развратная государыня развратила и своё государство – вот что бесконечно обидно, милейший мой маркиз.

Шевалье де Ланжерон осёкся и растерянно огляделся по сторонам. – Действительно страшно, – наконец вымолвил он, слегка даже как будто заикаясь. Ему явно стало не по себе.

Суворов, довольный произведённым впечатлением, лукаво захихикал и ускакал из кабинета. Только какую-то долю мгновения Ланжерону ещё были видны полы его развевающегося рваного халата.

Ланжерон ценил Потёмкина за создание Черноморского флота, но в самых резких выражениях осуждал образ его действий в качестве главнокомандующего в турецкой кампании 1788 года. Особенно строгой критике Ланжерон подвергал ту жалкую роль, которую князь Потёмкин играл во время осады крепости Очаков.

Ланжерон не был участником похода 1788 года, ведь, как известно, в пределах Российской империи он оказался впервые только в 1790 году. О событиях под Очковым Ланжерон узнал от лиц, участвовавших в этой кампании, в частности, от принца Нассау-Зигена, с которым он сблизился в Финляндии ещё до первого свидания с князем Потёмкиным.

Участвуя затем в последующих турецких кампаниях и познакомившись лично с главнокомандующим Потёмкиным, граф Ланжерон был вполне в состоянии проверить рассказы современников о том, как держал себя Потёмкин во время осады Очакова.

Ланжерон знал подробно об образе действий Потёмкина при штурме крепости Измаил; он мог составить себе точное понятие о нерешительности Потёмкина, о его самодурстве и обращении с другими генералами.

В частности, в записках Ланжерона читаем:

Многие лица, участвовавшие в осаде Очакова, рассказывали мне об ужасных страданиях русского войска. Морозы доходили до того, что чернила замерзали в чернильнице. Голод свирепствовал в лагере. Офицеры просили милостыню. Репнин из своего кармана кормил многих офицеров и для той цели истратил своих денег 60.000 рублей. Вот почему все, наконец, настаивали на том, чтобы не откладывать далее штурма. Что касается до князя Потёмкина, то он сидел себе уютно в тёплой комнате и обнаруживал полное равнодушие…

В виду обнаруженных безобразий, Ланжерон не мог не удивляться тому, что Потёмкину, после взятия Очакова, был оказан при дворе роскошный приём. Тут были и триумфальные ворота, и другие почести. Весь город побывал у него. Ему подносили стихи, гениальный русский лирик Гавриил Державин поднёс Потёмкину оду, которая называлась «Победителю». Екатерина подарила ему жезл, медаль, большую сумму денег, и пр.