Забытые крылья

«Похоже, процесс пошел. Она и не заметит моего отсутствия», – подумал он, выходя из дома. Было так приятно ощущать волнение, от которого походка стала более упругой, а дыхание – глубоким и свободным. Как в юности.

Глава 41

Пальцы в кровь. Она скребла и ковыряла верх стенки, за которой была другая часть подвала с люком, выходящим на кухню. Не может быть, чтобы эти ублюдки завалили и второй выход. Они для этого слишком тупые. Она выберется. Как же больно!

На ногах были мягкие тапочки – ни каблуков, ни прочного края, которым можно было ковырять. Никакой палки, ничего. Только голые руки. И эта боль в голове и в груди. Слава богу, хоть ноги не сломаны.

Когда-то давно она читала польский детектив, в котором героиню очень удачно бросили в застенок с вязанием. Пани Иоанна орудовала вязальным крючком и проковыряла себе путь к свободе. Увы, у Светы такой возможности не было.

«А у этого, аббата Фариа, было регулярное питание, – ожесточенно размышляла Света, раскачивая шершавый кирпич, который казался более подвижным, чем другие. – Без воды он бы ни в жизнь не прорыл свой ход…»

Стенка была промазана не раствором, а глиной, а значит, потихоньку ковыряя швы, можно было рано или поздно выбить из нее хотя бы один кирпич. А дальше дело пойдет. Если бы она могла выпрямиться в полный рост… И вдохнуть, хоть раз вдохнуть полной грудью, не чувствуя, как сломанные ребра давят на легкие…

«Если бы, если бы… Чемпион по бесплодным сожалениям», – обругала себя Света и обессиленно сползла на песчаный пол.

Она прижала саднящие ладони к глазам и с глухим отчаянным стоном опустила голову.

«Если я выберусь… если я только отсюда выберусь… Капли больше в рот не возьму. Ты, там, наверху, ты меня слышишь?! – Она подняла глаза к темному потолку и всхлипнула. – Я поняла. Я все, что ты мне хотел сказать, поняла, слышишь, ты?! Хочу жить! И буду! Буду жить!»

Слезы, оказывается, бывают даже у тех, кто умирает от жажды. Очень соленые и очень горячие слезы.

* * *

Надя с удовольствием отхлебнула воды и поставила стакан на широкий подоконник. Сага мирно дремала на диване.

«Муза моя шерстяная», – с нежностью улыбнувшись котенку, она снова повернулась к мольберту.

С Прагой все было прекрасно. Картинок была уйма: шпили, башенки, мосты… Покопавшись, Надя выбрала одну фотографию, на которой мощеная брусчаткой улица округло поворачивала и стекала вниз, и ритм ее движения подчеркивали светящиеся фонари. Она точно знала, что Прага на ее картине будет такой. Только как вписать в нее девочку? Надя потянулась к альбому для эскизов, но ее отвлек звонок мобильного.

– Да, слушаю.

– Надя, здравствуйте, это Маргарита Гант.

– Да, да, здравствуйте, Маргарита.

– Как ваши дела? – голос арт-агента звучал одновременно напористо и мягко.

– Спасибо, все нормально. Я работаю… к выставке, – неуверенно промямлила Надя, опасаясь, как бы от нее не потребовали прислать фото того, что она сейчас делает.

– Очень хорошо. Можете показать?

– Боюсь, нет, – выдохнула Надя. – Работа еще в процессе…

– Хорошо, понимаю. Надя, я хотела бы с вами встретиться. Поговорить. Найдете для меня время?

Надя зачем-то взглянула на запястье левой руки, хотя часов не носила с юности. Сага во сне перевернулась на спинку и томно потянулась всем небольшим темным тельцем.

– Да, давайте, конечно.

– Нет, не по телефону, я предпочитаю лично. Сегодня, наверно, уже поздно – а вот завтра будет у вас время для встречи?

– Да, конечно. Давайте встретимся завтра, – механически отозвалась Надя, которая почему-то никак не могла сосредоточиться на происходящем. Ей мешал внезапный и очень сильный страх, сжавший внутренности железным кольцом.

– Отлично. Тогда в полдень, у «Парка культуры»? – и Марго назвала приличное, но недорогое кафе, которое Надя, конечно, знала.

Положив трубку, Надя скорчилась на стульчике у мольберта. Потянулась ладонью к альбому, ощупала его шероховатую обложку, взяла было в руки, но снова положила на место.

Она вдруг ощутила, как сильно хочет пить. Схватив с подоконника стакан с остатками воды, она жадно его осушила и пошла на кухню, чтобы снова наполнить, уговаривая себя:

«Нелепо так нервничать. Она просто хочет контролировать ситуацию, она же агент. А я успею. Я обязательно успею».

Напившись, Надя решительно взъерошила тонкой рукой светлые волосы и уселась на диван, быстрыми штрихами набрасывая в альбоме схему будущей картины. Замысел есть, осталось только понять, что именно будет делать в вечерней Праге ее девочка.

Танцевать? Смотреть на фонарь? Любоваться старинной вывеской?

* * *

– Надя, прости, что я тебя беспокою, – академик был явно на взводе. – Но у меня действительно нет выбора.

– Да, конечно, Михаил Степанович, я слушаю, – обреченно ответила Надя.

Надо было отключить звонок телефона. А теперь уже ничего не сделаешь. Она не могла не ответить на вызов.

– Я бы поехал туда сам, но мне врач запретил вставать, а Альбина уехала в командировку, – он говорил лихорадочно быстро, совсем не в обычной своей лекторской манере.

– О чем вы?