Забытые крылья

Через несколько дней бессильной хандры Света решила: вместо того, чтобы ругать себя за бесцельное пижамное безделье, нужно назначить себе отпуск. Скажем, на пару недель. Она отдохнет, как это можно сделать только наедине с собой, а потом поедет в Париж – разводиться и…

Никакого «и» на самом деле не было.

Она заказала в хорошем магазине несколько коробок вина, кое-чего покрепче, шоколад, орехи, сыр и яблоки. И, закрыв за курьером дверь, решила отдыхать по полной.

* * *

В какой-то момент в проеме двери внезапно возникла Лика.

– Что это у тебя дверь открыта? – спросила она, задумчиво глядя на Свету, которая сидела на старом диване в расхристанной пижаме и с немытыми волосами.

– А, привет. – Света почти точным движением щелкнула по кнопке пульта, делая потише, и подняла повыше бокал, – будешь?

Лика стояла не двигаясь.

– Свет, ты в порядке?

– В полном! – оглушенная музыкой хозяйка, не осознавая этого, почти кричала.

Лика двинулась к дивану, и пара пустых бутылок, звякнув, покатилась по полу. Она поморщилась при виде блюда с огрызками яблок и сыра и повернулась к соседке:

– Точно?

– Анжел, ну что ты пристала? Все окей у меня, – довольно зло ответила Света, приканчивая вино в пузатом бокале.

– Я Лика. – Соседка сложила руки на груди, как будто защищаясь. – Зашла просто по-соседски, проведать. Твои все уехали?

– Уехали! – выкрикнула Света и тут же добавила тихо: – Совсем уехали, меня одну оставили. Бедную, несчастную Фоню бросили одну.

– Какую фоню, Свет, ты о чем вообще?

Света, не отвечая, шарила ногой у дивана, но, не найдя того, что искала, встала, бормоча под нос французские ругательства. И пошла по коридорчику в кухню, крича:

– Фоня – это я! Мое настоящее имя! Чтоб ты знала!

Лика вошла вслед за Светой в небольшую кухню и снова поморщилась от несвежего запаха и мерзкого зрелища засохших объедков, множества испачканных стаканов и валяющихся по углам пустых бутылок.

– Ты что, водишь сюда кого-то? – поинтересовалась она.

– Да что ты цепляешься-то, Анжел? Захочу – приведу! Что тебе вообще надо? Ты что, пришла воспитывать меня? – Света выпрямилась, держа в руке новую бутылку, и посмотрела на соседку злыми покрасневшими глазами.

Та тряхнула крашеной гривой и произнесла с нажимом:

– Лика я, Лика! Никакая я тебе не Анжела! А пришла, потому что волнуюсь за тебя. Музыка грохочет, двери нараспашку, ты вон в каком состоянии… Мало ли что случиться может! Свет, ты давай прекращай это дело.

– Да ты достала, честно! – огрызнулась Света, не глядя на нее. – Пришла тут, командует… Дома у себя командуй!

– Свет, я серьезно. Ну нехорошо это. Ты же тут совсем одна. И пьешь.

– Я одна! Да! И делаю, что хочу. – Света, пошарив неверной рукой по столу, взяла штопор и нацелилась на горлышко бутылки.

– Свет, это плохо кончится, говорю тебе. Давай вызовем врача!

– Слушай, ты, маркиза ангелов! – рассвирепела Света. – Ты не охренела, а? Чего ты лезешь куда не просят? Дома, небось, не выступаешь, а? Рога свои молча носишь?

– Ах ты… гадина! – глухо, будто от сильного удара в живот, выдохнула Лика. – Ах ты…

И, еле сдерживая мгновенно набежавшие слезы, выскочила из кухни.

Света удовлетворенно улыбнулась и, кивая сама себе, откупорила бутылку и наполнила замызганный бокал…

* * *

Один раз позвонил отец – и очень удачно, утром, когда она была еще вполне в состоянии нормально разговаривать.

– Как ты, дочь? – бархатно спросил академик.

– Все хорошо, пап, – ответила она беспечно.

– Чем занята?

– Да так, по мелочи. Читаю, музыку слушаю. Отдыхаю, в общем.

– Хорошо. Я, собственно, звоню напомнить, что тебя ждут в том французском колледже. Я вчера встретил в университете Дмитрия Владимировича, который ищет преподавателя. Позвони ему, пожалуйста, поскорее. Он ждет именно тебя.

– Да, пап, хорошо.

– Ты не потеряла его номер? – настаивал отец.

– Нет, не потеряла, вот он, прямо у меня перед глазами. Я позвоню!

Когда это было, она не смогла бы вспомнить.

На днях.

Пару раз она выходила пройтись по поселку, но результат ей не понравился. Противный мужик, с которым она когда-то встречалась в веселой компании у магазина, похоже, всерьез решил с ней сблизиться, и отделаться от него оказалось ужасно трудно. А людей, с которыми ей хотелось бы поговорить, здесь не было. Да и где они были?..

«Никому я не нужна. И мне никто не нужен», – повторяла она, как мантру.

Груда бутылок росла, у кровати валялись книжки, которые она листала в минуты просветления. Еда, кажется, закончилась, но это ее не волновало. В ящике с вином оставался еще с десяток бутылок.

* * *

Когда в дверь заколотили, у нее играл Второй концерт Рахманинова – великая, невозможная музыка, которая всегда вызывала в душе какую-то ликующую горечь. Когда во второй части струнные немного поутихли, вдруг стало слышно, как кто-то тяжко стучит в дверь и сразу, не дожидаясь ответа хозяев, топает по дому. Света, покачиваясь, прошла к выходу из гостиной в коридор – и тут же грубая рука отшвырнула ее в сторону. Она упала, ударившись о стену, и в тягостном недоумении смотрела, как три фигуры вошли в комнату и начали рыскать по полкам и ящикам.