Забытые крылья

Горло саднило от криков и сухости. Но ее до сих пор не услышали и, наверно, уже не услышат. Продух – малюсенькое оконце под потолком погреба – выходил в сад, а сам дом стоял глубоко на участке. Не докричишься.

Она прикидывала, кто ее хватится и начнет искать. Выходило невесело. С Ликой они во время последней встречи, кажется, поссорились. С Надей поссорились точно. Леша, обрывавший телефон с того вечера, как она осталась в Кратове одна, привык, что его звонки остаются без ответа. Невероятно глупо погибать вот так. Даже не верится. Неужели это может быть – чтобы в двадцать первом веке, в центре оживленного дачного поселка человек просто сгинул и никому не было до этого дела?

Глаза устали выискивать в густом подвальном полумраке хоть что-то, на чем можно задержать взгляд. Тупая боль в голове и в груди, от которой каждый вдох давался с трудом, казалось, не закончится никогда. На руках саднила содранная кожа. Похоже, на них была кровь – но в темноте разглядеть не получалось. Упав в погреб, она сильно ушиблась спиной и головой, а грязь была всюду – на руках, на лице, во рту.

Какое-то время сверху раздавался топот и неравномерный стук, что-то роняли, бросали, тащили. Потом все стихло. Сколько времени прошло с тех пор, она не знала.

Люк, к которому была приставлена короткая струганая лестница, по-видимому, завалили чем-то тяжелым: скорчившись на верхней ступеньке, она толкала его руками, упиралась спиной, пыталась даже ногами – но он был как заговоренный, не пошевелить. Электричества в погребе не было никогда, и сейчас Света об этом жалела. Хотя – что бы ей дало электричество? Разве что повеситься на проводе, чтобы не подыхать вот так ужасно, медленно и грязно.

Скорчившись на засыпанном толстым слоем песка полу, она пыталась придумать, что ей теперь делать. По идее, стресс обостряет все реакции. Инстинкт самосохранения должен был включиться и подсказать выход – но она не чувствовала ничего, кроме боли, усталости и тупого отчаяния. А еще очень хотелось пить.

Прораб предлагал ей сделать «нормальный подвал» – с электричеством, аккуратно оштукатуренными стенами и бетонным полом. Но деньги на ремонт к тому времени уже почти закончились, и Света махнула рукой: дом и так огромный, наличие подвала ничего не прибавит. Только чистоту наведите, и достаточно. Навели. Теперь здесь были только песок, щербатые стены из кирпича и камней и пустой стеллаж, который рабочие сколотили из остатков досок «на всякий случай».

Проклиная свою страсть к порядку, она зачем-то несколько раз остервенело обшарила полки. Во времена Лидочки, с ее-то крестьянской основательностью, погреб никогда не стоял пустым. Какие-нибудь огурцы, компот, варенье – хоть что-то из старых припасов дало бы ей шанс на спасение. Сколько она протянет? Без пищи, возможно, неделю или даже месяц. Но без воды… И хоть бы еще какую-нибудь шмотку сюда, хоть тряпку, чтобы накрыться и победить этот проклятый озноб.

Она сидела, дрожа, в грязной футболке и широких штанах, и мечтала только об одном: чтобы ее нашли. И дали попить.

* * *

Надя пыталась представить, каково это – жить одному. Она такого опыта не имела совсем: с детства никогда не бывала одна, если не считать времени за рулем, в движущейся металлической капсуле, которая перемещала ее от дома до работы, от семьи к коллегам, от магазина к тому, кто ждет покупок. Жизнь с мамой сменилась собственной семьей, и Надя не представляла себя без ощущения, что рядом есть кто-то живой: дышит, ходит, думает, чувствует. Она никогда не ездила одна, например, на отдых, и самыми одинокими ее занятиями были работа и шопинг, во время которых ее, впрочем, тоже окружали люди. Но Надя не особенно страдала от отсутствия уединения. Ей было достаточно иногда закрыть за собой дверь в спальню, рабочий кабинет или в ванную.

А Прохоров живет один. И когда он закрывает за собой дверь, за ней никого нет.

«Сколько ему лет? Наверно, чуть за сорок, как мне. Как это может быть… Не урод, не пьяница, с нормальной работой… И в Москве, где невесты на каждом шагу. Вон та же Ленка – сколько лет выбивается из сил, ищет мужика. А этот ходит на свободе, – Надины мысли текли сами собой, в ритме неторопливых шагов по остывшему, гулкому сухому тротуару. В таком темпе ей идти до дома примерно полчаса. – Даже жалко его. Непросто ему было решиться на этот разговор».

Вдруг откуда-то справа раздался громкий писк. Надя пригляделась, но в сумерках ничего не увидела. Она шагнула на газон и через пару шагов заметила в черной траве ушастый комок с глазами, который громко и отчаянно вопил, не умея пока выговаривать даже короткое «мяу».

– Ах ты мурзик маленький, – заговорила Надя, протягивая руку к малышу.

Какой худой, позвонки можно пальцами пересчитать. Шейка тоненькая, глаза и уши огромные, а хвост совсем слабенький и дрожит…

«Продолжаем упражнения на развитие чувственности?» – спросила себя Надя, поглаживая маленькое грязное создание.

У нее никогда в жизни не было домашних животных, вполне хватало котиков в интернете. А этот даже не красивый. Кот как кот. Или кошка?