Забытые крылья

Неизвестно, что здесь так яростно искали. Несмотря на всю яркость и необычность кратовского гнезда Зарницких, по-настоящему дорогих вещей здесь не было. Драгоценности и меха Любовь Николаевна забрала с собой, имущество академика составляли в основном книги, а Света жила по-европейски просто: немного качественной одежды, пара побрякушек. Картины в рамах, подаренные друзьями-художниками, можно было продать, но их воры не забрали. Зато, раздосадованные отсутствием дорогостоящей добычи, испортили и разбили все, что смогли.

Надя дрожала от ужаса и отвращения, глядя на разбитую посуду, покореженную мебель, выброшенные из ящиков вещи. Это было физическое омерзение от прикосновения чужих рук, бессильная ярость от внезапного потока агрессии и грязи, ворвавшегося в твое личное пространство. Увидев рояль, передвинутый на крышку люка, Леша схватился за мобильный:

– Мам, ничего не трогай!

Но Надя, не слушая его, уже толкала тяжеленный инструмент, и ему оставалось только присоединиться.

Света лежала на песчаном полу погреба, и на какое-то бесконечно долгое и леденящее мгновение Надя подумала… Она боялась произнести это слово даже мысленно. Рванувшись по песчаному полу туда, где в темноте белела Светкина футболка, Надя упала перед ней на колени и тронула за руку. Теплая!

– Леш, давай сюда! Потащили!

Надя справилась с обморочным бессилием, которое навалилось на нее при виде израненной Светки. Голова кружилась, по позвоночнику стекал ледяной холод, нервная дрожь не проходила – но до приезда скорой она дотянула. Врач, оценив ее состояние, предложил успокоительное.

– Мне надо за руль, – нерешительно ответила Надя, но тут вмешался сын:

– Мам, наверху все нормально, окна целы, замки тоже. Оставайся здесь до утра, выспишься и вернешься завтра. А я сяду в скорую.

* * *

Отходя от пережитого шока, Надя бродила по гостиной, пытаясь вернуть на место уцелевшие предметы. Получалось плохо. Сдвинутые со своих мест, частично сломанные вещи, даже возвращенные на место, не могли воссоздать прежней гармонии. Тут и там зияли провалы от исчезнувших статуэток, ваз. Ковер был затоптан, диван вспорот – господи, зачем? Что они надеялись там найти?

Надя заглянула на кухню и чуть не задохнулась от приступа тошноты. Пустые бутылки, объедки, осколки. Бутылок было так много, что свалить это на налетчиков было невозможно. Светка, Светка…

Надя вошла в Лидочкину комнату, в которой прожила это чудесное лето. Здесь обстановка была совсем скромной, и грабители практически ничего не тронули. Но кованая шкатулка с украшениями матери исчезла.

– Вот же сволочи! Ненавижу вас, сволочи! – крикнула Надя, тряся худым кулаком.

Она уже почти плакала от отчаяния и ярости. На тумбочке поблескивал хрустальный колокольчик. Как мог он уцелеть в погроме? Непонятно. Надя схватила его и тут же прижала язычок пальцем, останавливая мгновенно родившийся мелодичный звон.

Сомнамбулической, неверной походкой она поднялась наверх, осмотрела почти не тронутые налетчиками детские и зашла в Светкину спальню. Конечно, они побывали и здесь. Все разворошено, книги валяются на полу. Надя постояла, глядя на следы вторжения, и поняла, что не может больше здесь находиться ни секунды.

Хорошо, что она не стала пить таблетки, а просто сунула в карман. Зачем-то подхватив валяющиеся в углу растрепанные бумажные крылья на резиночках, Надя вышла из дома, заперла все замки и отправилась со своим странным трофеем в Москву.

* * *

Бабаев позвонил, когда она подъезжала к МКАДу.

– Надя, простите, что я поздно…

– Ничего, Сан Саныч, я в порядке. Слушаю вас! – Она удивилась, как нормально звучит ее голос.

– Надя, я хотел вас попросить приехать завтра на работу. К обеду. Сможете?

– Да, конечно, смогу.

– Надо будет сходить на доклад к главному, нас там ждут по поводу дела с этой фальшивой страховкой в Тверской области.

– Хорошо, поняла.

– Надя, с вами точно все хорошо? У вас голос какой-то странный…

Чуткости Бабаева она поражалась и раньше. Он был из тех, кто умеет дорожить людьми, а к Наде вообще относился особенно нежно: его восхищало сочетание ума, хрупкости и стойкости в этой женщине. Он на своем жизненном пути почему-то всегда встречал других – тех, о которых полагалось заботиться. От их вечно вопросительных взоров иногда хотелось повеситься. Послал бы ему бог такую женщину, как Надя, – может, тогда в его жизни все сложилось бы иначе.

Они не часто говорили о личном, но все же иногда случалось. Это придавало их вполне обычным служебным отношениям глубину и теплоту, о которой они никогда, конечно, не упоминали вслух.

– С моей подругой несчастье. На нее напали, сейчас она в больнице… А я вот еду из ее дома.

– Надя, как вам помочь? – мгновенно отреагировал шеф.

– Думаю, никак. Самое ужасное, что она пьет. Понимаете? Я ее с детства знаю, и вот теперь моя Светка – алкоголик.

Надя понимала, что выдает чужую тайну, постыдную и страшную, но сейчас ей было необходимо разделить эту ношу. Иначе она бы не выдержала. А Бабаев со Светой все равно никогда не увидятся.

Бабаев закашлялся и после короткой паузы сказал: